Припав к земле, он зарычал, поводя из стороны в сторону массивной головой.

— Если ты не пил кровь человека — убивать не стану, — сказал ведун, — поклянись и уйди с дороги.

— Я уже пробовал ее, и она мне нравится. Я уйду, когда вырву твое сердце. — Голос оборотня был гортанным, хриплым: изменившаяся гортань с трудом проталкивала человеческую речь.

Вскочив на бьющееся тело коня, оборотень толкнулся от туши и с ревом взвился в воздух, покрыв одним прыжком несколько метров, отделявшие его от Середина. Олег знал эту волчью повадку: повалив жертву, рвать горло, глодать лицо и одновременно раздирать живот когтями задних лап. Ведун ушел вольтом в сторону и рубанул сбоку по вытянутым полулапам-полурукам, отсекая их от тела. Развернувшись, ударил кистенем вдогонку летевшему мимо телу, целясь в массивную голову. Хрустнули кости черепа, вдавливаясь под тяжелым металлом, и чудовищный рев оборвался. Оборотень рухнул на дорогу, дернулся несколько раз, перевернулся на спину, вытянулся и затих.

Шерсть на лице и руках его быстро пропадала, словно вбираясь внутрь тела. Искаженное гримасой лицо обретало человеческие черты, смерть заливала его бледностью, расправляя морщины, заостряя нос и подбородок.

Олег сорвал пучок травы, вытер клинок и угрюмо посмотрел на оборотня. «Как ты стал таким, человече? — вздохнул ведун. — По своей воле или по глупости? Впрочем, что теперь судить… Напился ты из волчьего следа, съел с голоду волчатины или прокляли тебя — уже все равно.»

— Ратуйте, люди… спасайте… — донеслось из деревни.

Голос, в котором уже не было надежды на спасение, а только тоска и отчаяние, заставил Середина рвануться на помощь.

Прямо перед корчмой сгрудилось несколько повозок. Бились и хрипло ржали, запутавшись в поваленных плетнях, стреноженные кони. Луна освещала лежащие на земле тела, на которых копошились, урча и чавкая, несколько оборотней. На повозках, прыгая с одной на другую, метался мужик в разорванной одежде. К нему, рыча и подвывая, лезли с разных сторон два чудовища. Мужик отмахивался от них оглоблей, успевая в промежутках звать на помощь.

— Ратуйте, люди… и-иэх! — Мужик смел с повозки оборотня и обернулся к другому: — Куды, нечисть окаянная? Ратуйте… и-иэх!

Олег остановился.

— Стану, не помолясь…

Мужик на повозках явно устал: дыхание с хрипом вырывалось изо рта, оглоблю он уже поднимал с натугой, со стоном.

— …ты, Солнце, положи тень мне под ноги… — бормотал скороговоркой Середин.

— Мил человек, — мужик увидел его и на миг опустил свое оружие, — спасай-выручай…

Ближайший к Олегу оборотень заметил нового противника и, оторвавшись от жертвы, прыгнул навстречу.

— …а ты, Луна, дай ее мне в руку.

Олег перекатился в сторону, выпуская тень навстречу оборотню. Тот рухнул на приманку, прокатился в дорожной пыли и едва успел обернуться к Середину, как тяжелый многогранник кистеня ударил его в висок. Брызнули осколки черепа. На лицо Олегу упали мерзкие сгустки крови и мозга. Утереться не было времени. Ведун метнулся к повозкам, где мужик в очередной раз сбросил на землю оборотня. Середин в длинном выпаде пронзил грудную клетку чудища, провернул клинок, ломая ребра и разрывая сердце. Все, этот готов! Он глянул через плечо, вырвал саблю из трупа и наотмашь рубанул набегавшего сзади врага. Клинок вошел до оскаленного рта, разваливая пополам страшную морду, словно перезрелый арбуз. Выдергивая из месива саблю, Олег вслепую ударил назад кистенем, обернулся и достал в широком замахе отпрянувшего оборотня кончиком сабли. Шкура на груди зверя разошлась в стороны, как молния на куртке. Оборотень отскочил еще дальше. Олег ясно увидел, как края широкой раны зашевелились, смыкаясь, выдавливая черную кровь. Оборотень упал на четвереньки и махнул через ближайший плетень, завывая и рыча, точно попавший в капкан волк. Середин развернулся к повозкам. Мужик, уронив оглоблю, жадно хватал ртом воздух.

— Все… все мил человек… убегли все. — Мужик, с трудом переставляя ноги, добрался до края повозки, сполз с нее и уселся на землю, привалившись спиной к колесу. — Два душегубца ушли… не догнать.

— Не очень-то и хотелось, — пробурчал Середин, оглядываясь. — Что тут у вас приключилось?

— Сейчас, сейчас все обскажу, милостивец. Ой, беда, о-хо-хо…

С трудом поднявшись на ноги, мужик побрел вдоль повозок, обходя застывшие тела.

— И Сороку заели… и Бажена, и Ерша… Ох, беда-то какая.

— Пришла беда — отворяй ворота, — подтвердил Олег. — Попутчики твои?

— С одного городища. Вот, товар везли, купец я…

Мужик сорвал с плеч остатки рубахи, с маху швырнул ее о землю и, опустившись на корточки, обхватил голову руками. Олег отошел к убитым оборотням. Смерть очеловечила их, смыла звериный облик. Тех двоих, которым кистень разнес черепа, было уже не узнать. Третий, с раной в сердце, лежал навзничь, раскинув руки. Мужик как мужик, дюжий, крепкий. Открытый рот был полон крови, словно он захлебнулся ею, упившись через меру.

— Вот тебе и ква, — пробормотал Середин.

Всхлипывания купца затихли, он подошел к Олегу, постоял рядом, плюнул на распростертое тело. Его трясла крупная дрожь, портки спадали с мосластых бедер, мокрое от слез лицо подергивалось.

— Вино есть? — спросил Олег.

— Чего?

— Мед, брага?

— Есть.

— Давай-ка помянем друзей твоих.

— Да как можно?

— Давай, давай, — подбодрил Олег, — глядишь, и полегчает.

Они вернулись к повозкам. Мужик покопался в тюках, вытянул объемистый узел, развязал и подал Олегу узкогорлый кувшин. Вытянув пробку, Середин припал к горлышку. Мед был крепок, душист. Сразу отпустило напряжение, проснулся голод.

— На, выпей.

— Не могу, — мужик замотал головой, — никак не могу.

— Пей, тебе говорят.

Купец гулко глотнул, оторвался, припал к кувшину опять, уже надолго. Мед побежал у него по подбородку, стекая на костлявую грудь.

— Тебя как звать-то?

— Вторуша, — чуть задыхаясь, отозвался купец.

— У меня там конь за околицей. Пойду, приведу, — сказал Олег, — а ты пока перекусить чего сообрази.

— Я с тобой пойду. Вдруг нелюдь вернется.

— Не вернется. Видишь, день встает, — показал Олег на разгорающуюся полоску зари на востоке, — время их кончилось.

На посеревшем небе одна за другой гасли звезды, от земли поднимался туман. Вторушу стал бить озноб, он поежился, махнул рукой:

— И то правда. Может, помочь тебе?

— Чего там помогать — привести кобылу, да мешок принести.

Когда он вернулся, купец уже оттащил оборотней за ближайшую избу, сложил тела убитых в повозку и накрыл холстиной. Разломав плетни, он развел на обочине костер и разложил на выбеленном полотне нехитрую снедь: горшок каши с застывшим топленым маслом, две жареные курицы, мед в кувшине, разломанная краюха хлеба.