хрупкую стюардессу, которая привела его к моему ряду. Женщина с уложенными каштановыми волосами с сединой на корнях попыталась объяснить, что они не в силах повлиять на замену самолета, и так сложилось, что новый самолет оказался меньше.

– Ваш ряд был переведен в эконом. Мне очень жаль, но мы ничего не можем поделать.

Но странный пассажир так размахивал своим билетом первого класса, будто тот был в силах растянуть самолет и наколдовать еще один ряд, где можно было усесться. Я перебирала в голове всевозможные синонимы к словосочетанию «самодовольный придурок» и прочие оскорбительные слова для описания мужчины, которого собирались посадить рядом со мной.

– Какое безобразие! Мои ноги тут едва умещаются.

– Сэр, – продолжала женщина, – Мы приносим извинения за доставленные неудобства. Обещаю вам, что, когда мы приземлимся в Канзас-сити, наш представитель по работе с клиентами компенсирует вам разницу в цене. А сейчас попрошу вас занять место и пристегнуться.

– Компенсирует?! – завопил мужчина, – Да я могу купить этот крошечный самолет со всеми его потрохами.

Пассажиры, наблюдавшие сцену со сменой места, неодобрительно морщились, но стоявшая рядом с ним стюардесса в голубом джемпере сохраняла невозмутимость.

Мужчина неохотно протиснулся по узкому ряду и занял место слева от меня. Пожилая женщина, мимо которой он пробрался на свое кресло, любезно предложила ему поменяться местами.

– Может быть, здесь для вас будет больше места, – сказала она, улыбаясь.

Мужчина улыбнулся ей в ответ:

– Вы будете так любезны ради меня?

Моей единственной мыслью было: «Да, отличная идея. Не заставляйте меня сидеть рядом с этим типом».

Когда мужчина открыл рот, чтобы ответить, я уже была готова услышать просьбу поменяться местами, но ему удалось удивить меня и женщину с места 13D своим ответом:

– Я ни за что не допущу, чтобы прелестная дама пересаживалась ради меня на другое место.

Вскоре он уже покупал нам напитки и интересовался внуками Маргарет, которые остались в Хомстеде. Мне решительно не хотелось испытывать к нему никакой симпатии. Я буквально заставляла себя вспоминать, как отвратительно он ныл из-за понижения класса и как вызывающе кичился своими деньгами, но было что-то в его красивых голубых глазах, что заставило меня его простить. И я тут же простила ему это высокомерие, списав все на мелкую аэропортную драму, в которой любой из нас может преобразиться до неузнаваемости. Он принес свои извинения Энн, проходившей мимо с тележкой с напитками, и даже та сочла обаяние Филиппа достаточным для того, чтобы простить ему его вспышку дерзости. Когда он говорил мягким, деликатным тоном, его акцент меньше резал слух, а еще Филипп заказал всем пассажирам напитки за свой счет в качестве извинения за свое неподобающее поведение.

Полет до Канзас-сити должен был занять три часа двадцать минут. Но в тот день из-за града во Флориде это время неприятно растянулось до пяти часов. Рейс 517 оказался в самом конце длинной вереницы вылетающих самолетов, а когда до него наконец дошла очередь, нам пришлось ждать еще пятьдесят минут, пока не пройдет мимо группа молний.

К моменту, когда мы поднялись в воздух, Маргарет, которой никогда не доводилось выпивать днем, похрапывала в своем кресле, а я была поглощена фильмом, загруженным на iPad. Филипп был таким высоким, что его ноги то и дело случайно задевали мои, а наши плечи соприкасались над подлокотником. Мы находились чересчур близко для людей, которые не были даже знакомы. Я чувствовала, как его взгляд скользит по моей коже, оценивая меня и будто изучая что-то.

Время от времени я отрывала глаза от экрана, чтобы украдкой взглянуть в его сторону. По аккуратной одежде и розовому платку, заправленному в нагрудный карман темно-синего пиджака, было видно, что этот мужчина утончен и привык добиваться своего. Когда он извинился за то, что задел ногой столик передо мной, я заметила, как его губы изогнулись в усмешке, а щеки залила бледность. Случайные мелочи побудили меня поставить фильм на паузу, и началось легкое прощупывание почвы.

– Я из Канзас-сити, – ответила я на первый из множества последовавших вопросов, – Приехала на конференцию.

– На самом деле я впервые встречаю кого-то из Канзас-сити, – начал он, но потом передумал.

– Нет, беру свои слова обратно. Я никогда еще не встречал такую прелестную женщину из Канзас-сити.

Я рассмеялась, что, кажется, разочаровало его.

– Прелестную, – повторила я, – А ведь вы сказали то же самое Маргарет.

– Да, действительно, – ответил он, указывая на мой столик, – А что вы смотрите?

На экране застыла стройная блондинка.

– Габриэлла Уайлд, а рядом с ней Алекс Петтифер.

– А она привлекательная, – сказал он, и мне понравилось, как это слово прозвучало у него на языке.

– Вы похожи на нее, – добавил он, указывая на светловолосую богиню на экране. Алкоголь и высота явно повлияли на него в лучшую сторону. Я выглядела в лучшем случае так, как будто проглотила Габриэллу Уайлд.

– Ну, – сказала я, рассматривая профиль актрисы на экране, – У нас одинаковый цвет волос… и глаз.

Но я не стала указывать на более очевидное. А именно, что мои черты лица не были такими точеными, как у нее, и что никто никогда не называл меня красивой, а его эпитет «прелестная» был не самым лучшим из тех, что мне доводилось слышать в свой адрес.

Пока я думала, что он отвратительный тип, меня не волновало, что я смотрю римейк всем надоевшей «Бесконечной любви». Дело в том, что я включила этот фильм в свой план уроков в старшей школе. Мои ученики, современные подростки, воротили нос от любых книг, и поэтому я регулярно пополняла длинный список классической литературы современными произведениями и их визуальными аналогами. Я оценивала теорию Стефани Липпман, которую она подготовила по нашему последнему заданию. В ней поднималась тема запретной любви – в своей работе она рассматривала социальные классы, религию и причины, по которым нас привлекает то, чего мы не можем иметь.

– У вас губы как у нее, – он показал на экран, прервав мои размышления. И, потирая собственные губы изящными пальцами, добавил:

– Чудесные губы.

– Вы заигрываете со мной? – спросила я прямо.

– Да, – и тут же добавил, – Извините. Вы правы. Это было совершенно грубо с моей стороны. Я ведь даже не знаю вашего имени. Мне следовало бы представиться, прежде чем приставать к вам. Я – Филипп.

Он протянул мне свою красивую руку:

– Я больше не сделаю вам ни единого комплимента. По крайней мере до тех пор, пока мы не познакомимся должным образом. Обещаю. А свои обещания я никогда не нарушаю.

Мы обменялись рукопожатием, и я сказала