Мужчина приподнял створку окна, что находилось на уровне тротуара, и проскользнул в образовавшуюся щель, за ним последовали двое других. Десятью минутами раньше все трое еще были в многокомнатном номере отеля «Савой», снятом специально для осуществления операции. Там они переоделись в неприметные одежды и взяли по черной брезентовой сумке без наклеек. Двое обращались со своими сумками с величайшей осторожностью. Третий, с черной повязкой на глазу, прошел в тот угол, куда бездомные обитатели подвала собрали сломанные стулья и обноски, поставил свою сумку на старую деревянную школьную парту и расстегнул молнию.

Одноглазый извлек из сумки три пары ботинок и вручил каждому по паре.

Все трое быстро переобулись и спрятали снятые туфли в куче старой обуви. Одноглазый снова нырнул в сумку и достал бутылку с родниковой водой, потом швырнул сумку в темный угол. Сумка еще не опустела, но пока им не нужно было то, что в ней осталось.

Теперь ждать недолго, подумал одноглазый. Если все пойдет по плану, совсем недолго.

Он натянул перчатки, взял бутылку с водой, вернулся к окну, снова поднял его и осторожно выглянул наружу.

Переулок был пуст. Одноглазый кивнул товарищам.

Потом он протиснулся в щель, повернулся и помог обоим, приняв у них сумки. Когда все трое стояли на тротуаре, он открыл пластиковую бутылку. Они выпили почти всю воду, потом одноглазый бросил бутылку, теперь на три четверти пустую, и раздавил ее ботинком, разбрызгав остатки.

Затем все трое с двумя сумками пересекли пыльный переулок, наступив в образовавшуюся лужицу, и направились к улице Чонггичонно.

За пятнадцать минут до начала торжественной церемонии Куанг Хо и Куанг Ли – друзья в правительственном пресс-бюро звали их К-один и К-два – в последний раз проверяли систему усиления звука.

Высокий и худой К-один стоял на трибуне, и его красный блейзер выделялся на фоне величественного правительственного здания.

Высокий и толстый К-два сидел в фургоне со звукоусилительной аппаратурой в трехстах ярдах от трибуны. Сгорбившись над панелью управления, он прижал наушники и слушал, что говорит его напарник.

К-один остановился перед левым микрофоном.

– Обратите внимание, на трибуне в верхнем ряду сидит чрезвычайно толстая дама, – говорил он. – Боюсь, стул ее не выдержит.

К-два улыбнулся и с трудом удержался от соблазна подключить микрофон напарника к громкоговорителю. Он нажал кнопку на панели, и под левым микрофоном загорелась красная лампочка, означавшая, что этот микрофон включен.

К-один прикрыл его ладонью и наклонился к центральному микрофону.

– Можете себе представить, каково заниматься любовью с такой дамой? – продолжал К-один. – Она будет так потеть, что вы захлебнетесь в ее поту.

Соблазн стал почти непреодолимым, но К-два устоял и на этот раз и лишь нажал следующую кнопку. Опять загорелась красная лампочка.

К-один прикрыл ладонью средний микрофон и перешел к третьему.

– О! – воскликнул он. – Прошу прощения. Это ваша двоюродная сестра Чун. Я не знал, Куанг, честное слово, не знал.

К-два нажал последнюю кнопку, и К-один направился к фургону компании Си-эн-эн, чтобы убедиться, что связь с прессой работает надежно.

К-два покачал головой. Когда-нибудь его терпению придет конец. Непременно придет. Он выберет момент, когда наш уважаемый звукооператор скажет что-нибудь совсем неприличное, и...

В глазах у К-два потемнело, голова его упала на панель.

Одноглазый сбросил толстяка на пол фургона, сунул дубинку в карман и принялся отвинчивать кожух приборной панели. Второй мужчина живо расстегнул обе брезентовых сумки, а третий встал возле двери с дубинкой – на тот случай, если вернется худой звукооператор.

Одноглазый работал быстро. Через минуту он снял металлический кожух, прислонил его к стене и осмотрел провода. Наконец он нашел нужный провод и бросил взгляд на часы. У них оставалось семь минут.

– Быстрей, – прорычал он.

Его товарищ понимающе кивнул, осторожно вынимая по бруску пластичного взрывчатого вещества из каждой сумки. Он прижал бруски снизу к приборной панели, там, где их не было видно. Одноглазый вытащил из брезентовой сумки два проводка и протянул их товарищу. Тот подсоединил проводки к брускам, передав свободные концы одноглазому.

Через небольшое окошечко с поляризованным стеклом одноглазый покосился на трибуну. На нее уже поднимались политиканы. Патриоты и предатели по-дружески болтали друг с другом. Никто ничего не заметит.

Одноглазый нажал все три кнопки, включающие микрофоны, быстро соединил концы проводков с контактами системы усиления звука, потом поставил на место металлический кожух панели.

Его товарищи схватили опустевшие сумки. Все трое ушли так же незаметно, как и появились.

Пол Худ перекатился на бок и бросил взгляд на часы, потом снова лег на спину и провел рукой по черной шевелюре.

Не прошло и четырех часов, подумал он. Проклятье!

Это лишено всякого смысла. Впрочем, какой смысл может быть в основе его бессонницы? За последнее время не произошло никаких катастроф, не возникло угрожающей ситуации, не предвиделось политических кризисов. И тем не менее, стоило им переехать в Мэриленд, и каждую ночь Худа словно кто-то осторожно будил, приговаривая: «Четыре часа сна – это вполне достаточно, господин директор! Пора вставать и подумать о работе».

К черту! Оперативный центр отнимал у него в среднем двенадцать часов ежедневно, а иногда – при освобождении заложников или в процессе активного наблюдения – так и вдвое больше. В том, что Оперативный центр не отпускал его и в ночные часы, Пол видел какую-то несправедливость.

Как будто у тебя был выбор! Худ всегда был пленником своих обязанностей, своего разума, своих мыслей – сначала в инвестиционном банке, потом на посту помощника заместителя министра финансов, потом во главе одного из самых странных и загрязненных городов мира. Мыслей о том, нельзя ли было сделать что-то лучше, чем он сделал, не упустил ли он какую-то важную деталь, не забыл ли кого-то поблагодарить или упрекнуть.., или даже поцеловать.

Пол рассеянно потер подбородок, отметил глубокие складки. Потом перевел взгляд на мирно спавшую жену.

Господь, благослови Шарон. Ей всегда удавалось спать сном праведницы. Впрочем, она была женой Пола Худа – одно это вымотало бы любую женщину. Или заставило бы ее нанести визит адвокату. Или и то и другое.

Пол поборол желание погладить соломенно-желтые волосы Шарон. Хотя бы только волосы. Полная июньская луна придала ее стройному телу мраморно-белый оттенок, как у древнегреческого изваяния. Ей был сорок один год, но благодаря регулярным занятиям спортом она сохранила фигуру и выглядела лет на десять моложе, а энергии у нее всегда было хоть отбавляй – как у девушки еще на десяток лет моложе.