Я застыла на месте, глядя им в спины. Сейчас мне как раз не помешала бы консультация у хорошего психиатра. Потому что ничего этого не может быть. Это не может происходить на самом деле.

- Эдит, ты идёшь? - грубо окликнула меня старуха. - А то закоченеешь совсем.

Эти слова словно пробудили меня. Только сейчас я поняла, как продрогла. Хотелось принять горячую ванну, завернуться в пушистый халат, который предлагают в отеле, выпить горячего какао...

Я торопливо поднялась по тропинке до самого верха и очутилась перед мельницей.

Мельница!..

Слишком шикарное название для такой развалюхи! Водяное колесо стояло, хотя вода так и хлестала по его лопастям. Дверь болталась на одной петле, уныло покачиваясь туда-сюда от сквозняка. Стены были добротными, и крыша покрыта яркой синей черепицей, но доски на крыльце были выломаны, а в окнах не было стекол. В щелястом вольере бродили четыре белые курицы, и пес с грустными глазами пугливо посмотрел на нас из полуразвалившейся конуры. Синюю крышу мельницы окутывали золотые и алые облака осенних берез и рябин, но это только ещё больше подчеркивало разруху и запустение.

Я растерянно смотрела, как судья внес в дом охапку поленьев (какие поленья?! кривые суковатые палочки!), осторожно ступая по крыльцу, чтобы не провалиться, а потом сама зашла под своды мельницы, чьей хозяйкой меня называли.

Внутри всё было ещё унылее. Грязный, хотя и крепкий пол, грубая мебель - явно сколоченная кем-то криворуким. И косоглазым, в придачу. Печка - когда-то побеленная и разрисованная веселым узором, а теперь черная от сажи. На столе - три корки и пара чахлых перьев зеленого лука, рядом со щербатой чашкой. Под потолком роятся мухи...

И не намного теплее, чем во дворе!..

- Сейчас согреемся, - сказал судья, присаживаясь возле печки на корточки и выгребая золу.

- Сходи, оденься, - старуха ткнула меня неожиданно крепким кулаком и указала на лестницу, ведущую вверх.

Я послушно поднялась по широким ступеням, потирая плечо, куда пришелся тычок. На втором этаже было несколько комнат, и я, поколебавшись, заглянула в них по очереди.

Ошибиться было просто невозможно - жилой была только одна комната, а остальные были пустыми до эха. Впрочем, назвать комнату жилой можно было с большой натяжкой. Окно здесь было забито досками, занавешено засаленной тряпкой, а щели между досками и рамой законопачены мхом. Стояли две кровати с тощими матрасами и одеялами, где дырок было больше, чем заплат, а вместо подушек лежали мешки с сеном. На сундуке в углу валялось платье - коричневое, с рваным подолом. Я довольно долго рассматривала его, не решаясь надеть, но больше надеть было нечего. Не щеголять же в чужой шали и в мужском пиджаке?

Платье пришлось мне точно впору, и это удивляло и пугало. Как будто тут знали мой размерчик!

«Не скажи, что ты - не Эдит.», - я вспомнила слова старухи и поёжилась.

Если это был сон - то очень странный сон. И мне хотелось бы поскорее проснуться. Но почему-то не получалось. Потоптавшись ещё в неуютной комнате, я решила спуститься. Взяла в охапку камзол судьи и пошла вниз, держась за грубо оструганные перила.

- .она не в себе, - услышала я голос судьи Кроу. - Говорит как-то странно.

- Будешь тут не в себе, - буркнула мамаша Жо. - Остаться вдовой через полгода после свадьбы!

- Для неё это такой удар? - вкрадчиво поинтересовался судья и насмешливо договорил: -Не рассказывайте сказок, что ваша Эдит безумно любила мужа и спятила от горя.

Я замерла на середине лестницы, слушая в оба уха, потому что это, кажется, касалось меня. Вернее, той самой Эдит, притвориться которой мне посоветовала старуха.

- Грешно смеяться над несчастной матерью, потерявшей сына, - сказала мамаша Жо таким трагичным тоном, словно представляла мать Г амлета. - И вдвойне грешно говорить плохое о покойнике. Мой сын был, конечно, не медок, но он заботился о нас.

- Так заботился, что его жена босиком и зимой сбежала от него в соседнюю деревню? -хмыкнул судья.

- Они просто поссорились, - невозмутимо заявила старуха. - Милые ссорятся - потом горячее любятся.

- А по-моему, у нее что-то в голове разладилось, - сказал судья резко. - Я пришлю доктора, чтобы он осмотрел вашу невестку.

- Нам нечем платить за визит доктора, - тут же сказала старуха.

- За мой счёт, - отрезал судья.

- Лучше бы на хлеб дали двум бедным женщинам, - всё равно осталась недовольна мамаша Жо. - Вы же убедились, что мой сын не оставил нам ни грошена.

- Убедился.

Я услышала, как что-то звякнуло - будто на деревянный стол бросили две монеты.

- Это за дрова, - насмешливо сказал судья.

Спустившись ещё на две ступени, я заглянула в комнату, условно служившую кухней, и увидела, как мамаша Жо прячет за пазуху серебряные новенькие монетки, а судья Кроу уже растопил печку и держал перед огнем свою рубашку, чтобы поскорее просохла. Спина у него тоже была впечатляющая - мускулистая, широкая, а на пояснице - соблазнительные ямочки. Жаль, штаны он сушил на себе.

В это время судья обернулся - будто почувствовал мой взгляд, и мне ничего не оставалось, как спуститься по лестнице и скромненько присесть на лавку у печки, положив рядом камзол судьи. Я перебросила волосы на грудь и принялась разбирать пальцами мокрые пряди. Высыхая, волосы пушились и цвет их становился почти морковно-рыжим. Я не была такой, даже когда волосы летом выгорали на солнце. Собственно, и руки тоже были не мои. С мозолями на ладонях, с обломанными неухоженными ногтями... А ведь только вчера мне сделали влажный маникюр и такой миленький френч.

- Как вы себя чувствуете, хозяйка? - спросил судья, встряхивая рубашку.

- Хорошо, - ответила я коротко, чтобы судья опять не услышал ничего странного. Наверняка, прежняя Эдит не говорила с акцентом. А может, и голос у нее был другой.

Но судью моё молчание не устраивало, и он задал новый вопрос:

- С чего это вы полезли в озеро?

- Купалась, - я опять ответила односложно.

- В это время? - черные прямые брови удивленно приподнялись. - Вы точно хорошо себя чувствуете? А зачем разделись догола?

- Может, чаю? - предложила я ему, чтобы он прекратил задавать опасные вопросы.

Мамаша Жо еле заметно дёрнулась, и я догадалась, что попала впросак. Скорее всего, чай в этом доме не подавали. И кофе - вряд ли.

- Я страшно голодная, - объявила я, вскакивая со скамейки. - Может, сообразим что-нибудь, пока господин судья просыхает?

Старуха Жонкелия поняла намек и мрачно кивнула:

- Посмотрим, осталось ли что-то в кладовой.

Судья проводил нас подозрительным взглядом, и перевернул рубашку другой стороной к огню.

Мы с мамашей Жо прошли по лестнице - на этот раз куда-то вниз, и оказались в коридоре, где пол был покрыт пылью вперемешку с мукой, а в полутьме, как две чудовищные морды с толстыми, плотно сомкнутыми губами, виднелись два каменных жернова.