Мамаша Жонкелия вздохнула и села на скамейку, а судья мазнул по мне взглядом, в котором читались и удивление, и неуверенность, а потом опять принялся расспрашивать:

- Так что произошло, мамаша? Как ваша невестка оказалась в озере? Сегодня ведь ровно год, как Бриско умер? Странное совпадение.

Бриско? Я помешивала яйца, усиленно шевеля мозгами и помалкивая. Это мой муж, что ли? То есть - муж Эдит. Или ещё кто-то умер?

- Ну год, и что? - старуха всем своим видом показывала, что расспросы здесь лишние. И что судья тоже лишний. - Эдит ставила сети, оступилась.

- Сети? - уточнил судья.

- Сколько раз ещё повторить? - с раздражением отозвалась Жонкелия.

- Которые разрезанные? - последовал ещё один вопрос.

Если мамаша и попала впросак, то виду не подала.

- Не все же разрезанные. Есть и целые ячейки, - сказала она, дернув плечом. - Вы, господин судья, забываете, что мы - две беспомощные женщины, - она начала очередные стенания о бедности. - Поймается рыбка - нам уже счастье.

- А сети она как ставила? - почти ласково поинтересовался Рейвен Кроу. - С берега забрасывала?

Я смутно представляла, как ставят сети, но что-то мне подсказывало, что тащить их на середину озера заплывом вразмашку Эдит вряд ли стала.

- Вы меня в чем подозреваете? - с оскорбленным достоинством спросила Жонкелия. - На лодке она была. На лодке.

- А где лодка?

- Снесло течением.

- Хорошо, я посмотрю вдоль берега, - произнес судья с сомнением.

- Смотрите, - равнодушно отозвалась старуха.

Масло уже разогрелось, я хотела взять сковородку, но тут сообразила, что нет ни прихватки, ни полотенца. И как теперь?..

Мамаша Жо присвистнула, подзывая меня, и сунула мне в руку какую-то грязную засаленную тряпку. Да, чудесная прихватка. Понятно было, почему судья отказался от угощения в этом доме. Мало найдется охотников поесть у нерях.

Но за неимением лучшего пришлось воспользоваться тряпкой. Я достала сковороду и осторожно, тонкой струйкой, вылила растопленное масло в яйца, продолжая помешивать их черенком ложки.

Судья не обратил на это внимания, а старуха вытаращила глаза. Правда, она сразу же потупилась, предоставив мне безумствовать на своё усмотрение. Они тут омлетов никогда не видели, что ли?

Я вылила яично-масляную смесь в сковороду и поставила её обратно в печь. Сейчас минут десять и... Блин, у них тут и часов, наверное, нет. Придется следить так, на глаз. Вооружившись ложкой, как мечом, я сделала вид, что целиком и полностью увлечена омлетом, но судья не унимался и снова взялся за меня.

- Так это был несчастный случай, хозяйка? - спросил он настойчиво.

- Да, - ответила я, гипнотизируя омлет.

- Значит, вы ставили сети?

- Да.

- С лодки?

- Да.

- Упали, а лодка уплыла?

- Да, - я готова была сама залезть в печку, только бы избежать расспросов. Потому что ничего хорошего они не обещали. Теперь мне казалось, что это судья расставляет сети.

- А разделись вы в лодке?

- Да.

Какая ему разница, где я раздевалась? Может, его так потрясла голая попка Эдит, что только об этом и спрашивает?

- То есть когда я найду лодку, в ней будет ваша одежда? - спросил судья, и я поняла, что попала прямо в сети.

- Да, - ответила я обреченно.

Существует ли вообще эта лодка? И что я буду врать, если окажется, что в ней нет одежды Эдит? Вооружившись тряпкой, я вытащила сковородку из печи и поставила прямо на стол, за неимением подставки. Омлет получился куда лучше, чем я ожидала - желтый, пышный, маслянистый даже на вид и отлично пах безо всяких приправ.

Жонкелия вытянула шею, разглядывая мою стряпню, и даже судья задумчиво смотрел на сковородку. Будто удивлялся: как в таком свинарнике можно было приготовить что-то сносное.

- Готово, - объявила я, не зная, что делать дальше.

Ели в этом доме из общей посуды или каждому полагались тарелки? Мамаша Жонкелия поднялась и выудила откуда-то фаянсовые блюдца. Было странно видеть белоснежную и тонкую посуду после деревянной ложки и засаленной прихватки, но я невозмутимо разделила омлет на порции и выложила на тарелки. На разрезе омлет был пористым, как губка. Украсить бы его обжаренным шалфеем - и можно подавать в элитном ресторане.

Судья отказался от угощения, но когда старуха поднесла ему блюдце, взял его.

- Ложки остались только деревянные, - буркнула мамаша Жо, раздавая нам столовые принадлежности, взяла свое блюдце и уселась обратно на лавку, вытянув ноги, а потом принялась уписывать омлет так, будто не ела неделю.

Поколебавшись, судья тоже попробовал кусочек, а потом ещё один, и ещё, и только я не могла заставить себя проглотить хоть крошку.

- Вкусно, - похвалил судья. - Спасибо, хозяйка.

Несколько замечательных минут он молчал, поглощая омлет, а доев, поблагодарил ещё раз.

- На здоровье, - ответила я радушно и не менее радушно предложила: - Позвольте, я вас провожу? Вы же торопитесь, наверное. И так много времени потеряли с нами.

- Не потерял, - он поставил пустое блюдце и положил ложку. - Я нарочно заехал к вам. Хотел кое о чем спросить.

- Она чуть не утонула, - хмуро заявила Жонкелия, не поднимая глаз от тарелки. - Оставьте вопросы на завтра.

- Не волнуйтесь, надолго не задержу, - голос судьи опять стал бархатисто-мягким, и ничего хорошего этого не обещало. - Мамаша, оставьте нас, будьте добры. Хочу поговорить с хозяйкой наедине.

Наедине! Я чуть не уронила ложку. Не желала я говорить с ним наедине!

- Дайте ей отдохнуть... - забубнила старуха, но судья решительно прервал её.

- Сходите в огород, мамаша, - сказал он тем же тоном, каким я предлагала его выпроводить.

- Проверьте, как репа растет. Или боитесь, что ваша невестка расскажет что-то лишнее?

Жонкелия со стуком поставила блюдце на лавку, тяжело поднялась и пошла к выходу, предоставив мне выплывать самой.

Мне стало холодно, хотя от печки тянуло жаром. Отказаться? Упасть в обморок? Убежать и спрятаться?.. Но я продолжала сидеть, спрятав босые ноги под подол платья. Судья подкинул в печь ещё пару поленьев, дожидаясь, когда мамаша Жонкелия уйдет подальше, а потом произнес:

- Не хотите рассказать мне правду?

Какую правду? Что я - не Эдит? Или есть ещё какая-то правда, связанная с покойницей? И что же мне ответить? Или не отвечать?..