— Ой, мамочка, — испуганно вскинула ладонь ко рту княгиня. — Что же он с Андрейкой делать станет?

— Всякое станет творить, — пожал плечами старик, снова скручиваясь над посохом. — Пока цели ворожбы своей не добьется. Али пока мальчонку не изведет.

— Что? Что?!

Старец встретил взгляд княгини, в котором плескалось отчаяние, и сокрушенно покачал головой.

— Сказывал я тебе, княгиня. Во многом знании многие печали.

— Радомир, — повернулась Веледа к мужу. — Ты должен что-нибудь сделать! Ты обязан!

— Остановись, женщина! — гневно повысил голос волхв. — Ты не смердка обычная, не купчиха, дабы округ радостей твоих все вертелось. Андрей твой — сын княжеский, наследник стола изборского, первенец, рода продолжатель. Ты князю новых сыновей родишь. И дочерей тоже. Другие дети будут. Так надобно ли этого выручать?

Услышав слова волхва, князь вскинулся, медленно выпрямился во весь рост.

— … посмел..? — Слова с трудом находили выход сквозь крепко стиснутые зубы Радомира, ноздри его расширились. Едва сдерживающий гнев, что застилал глаза князя черной пеленой, правитель Изборска обрел такой вид, что бояре съежились и притихли, радуясь, что ярость князя направлена не на них. Несдержан был Радомир в гневе. Голову снесет, а потом уж разбираться станет.

Но волхв даже бровью не повел, спокойно продолжая:

— Здесь чародейство черное творится, княже. Неведомо, какими наветами и порчами на княжича ворожить станут, пока он у ворога находится, чему учить станут, какие слова говорить. Коли освободить его удастся, то кто в его образе вернется — сын али враг лютый? Тебе известен закон, князь Радомир. Коли вьюноша в землях чужих воспитан, вдали от дома родного — на столе княжеском ему не бывать! Не допустят боги такого позора! — И волхв приподнял, а затем тяжело ударил посохом об пол, словно подводя черту своему предупреждению.

— Я знаю закон, — переведя дух, кивнул князь. — Коли сын княжеский в иных землях долго воспитывался, али в плену вражеском пребывал, к власти его допускать нельзя. Однако же и глумиться над первенцем своим я тоже не позволю! — повысил голос Радомир.

Его гневную отповедь прервал стук двери. Все обернулись на невысокого воина с белыми, как будто седоватыми, волосами, собранными сзади в хвост, с бледными глазами и вытянутым лицом, лишенным какой-либо растительности. На вид ему было лет тридцать, а то, что на поясе, между мечом и кинжалом, не выглядывало ни рукояти кистеня, ни шестопера, означало, что своим оружием ратник владеет в совершенстве и уверен, что не лишится его ни в жестокой сече, ни в быстротечной сшибке. Окинув собравшихся быстрым взглядом, дружинник коротко, одной головой, поклонился, неторопливо пересек зал и встал позади кресла Радомира.

— Ты чего-нибудь проведал, Сварт? — чуть откинул назад голову князь.

— Ни в городе, ни округ никто не видел этого колдуна, княже, — вздохнул дружинник. — Прости.

— А сына моего?

— Прости, князь, — вздохнул дружинник, — но коли бы он на свободу вырвался, то давно бы сюда прибежал. А колдун княжича Андрея без сомнения прячет. Оттого и искать его надобно, а не мальчика.

— Где же его искать, тварь бесчестную? — с силой сжал подлокотник кресла Радомир.

— Я могу указать путь к колдуну, — произнес волхв. — Коли князь волю богов принимает и первенца своего, через руки чуждые прошедшего, от стола отстранит, то изволению мальчика невинного я помочь готов. Что скажешь, Радомир?

Князь нахмурился, окинул взглядом бояр.

— Что скажете, други? Не грешно ли перворожденного своего сына звания княжеского лишать?

Бояре, неуверенно переглядываясь, молчали. Каждый примерял княжескую беду на себя, пытаясь решить — а готов ли он лишить своего сына наследства, коли тот ребенком в руки вражеские попадет? Со взрослыми воинами все ясно — нередко они в полон вражеский попадали, откуда выкупались родичами или князем. К дружинникам пленным все, кроме латинян, с уважением относились, равно как и сами русские ратники к своим, сдавшимся на милость победителя, врагам. Но вот что с ребенком невинным сделать могут? Какие слова ему в уши нашепчут, какого яда в сердце вольют? Чему научат в стенах недружеских? А уж коли дитя к колдуну в лапы досталось, то на него и заклятия наложить могут, и душу отнять, да нежить какую в тело подсадить. Подменить могут, личину дитяти ласкового на чародея какого наложить да в дом родительский подпустить. Как подумаешь — так и представить страшно. Но и кровинушку свою невинную лишь за то отталкивать, что руки чужие к ней прикоснулись — тоже страшно.

— Дозволь мне молвить, князь, — разорвал тишину голос Сварта.

— Говори, — разрешил Радомир, повернув голову к дружиннику.

— Честь мужа, княже, — положил тот ладонь на рукоять меча, — не токмо в богатстве и звании, что предками его дарованы, но и в чести своей, отваге и совести. Не бойся лишить княжича стола своего. Коли Андрей достоин предков своих окажется, то и стола, и славы, и милости богов добьется. А коли нет — то и кручиниться не о чем. Вспомни Рюрика великого. Сын захудалого князя бодричского, варяг обычный — он и Новгородским, и Киевским правителем стал. Ужели Андрейка, прапраправнук его, того же не сможет, коли душой чист останется? Дозволь мне отправиться за княжичем, Радомир. Пусть волхв скажет, где прячется колдун. Я поеду туда и верну Андрея. Я вырву латинянину его черное сердце и привезу тебе, чтобы ты смог скормить его собакам. Я отрублю ему голову, насажу на кол и вкопаю у ворот Изборска, чтобы все черные души знали: вход в этот город им воспрещен!

— А ведь верно! — тут же согласился ближний из бояр. — Коли княжить ему заказано будет, так варяжскую дружину из охотников собрать никто не запретит! Славы княжич добьется, а там и стол для него сам найдется. Верно Сварт глаголет. В Андрееву дружину варяжскую я и своего сына отдать готов. Пусть свет повидает, себя покажет. Любо! Веди нас, Радомир, на колдуна. Не позволим нечисти латинянской земли русские топтать! На кол нечестивца! На кол!

— Верно, верно, — с облегчением зашевелились бояре. — Не в столе честь, а в деяниях славных. Нам бы освободить княжича, а там видно будет. Собирай дружину, князь! Не пожалеем живота своего за тебя! Не посрамим земли русской!

— Быть посему! — хлопнул ладонями по подлокотникам изборский князь. — Ты слышал наше решение, Похвислав? От стола мы княжичу Андрею откажем, но милости и доверия своего не лишим и из полона вызволим. Сказывай теперь, где колдун поганый свое гнездо свил? Куда за ним дружину посылать?

— А разве колдун сам сюда не являлся, Радомир? — усмехнулся в бороду волхв. — Сильно тебе дружина супротив него помогла? Добрый меч не всегда против чародейства выстоять способен. Не дружина на колдуна идти должна, а отряд малый, однако же ни ворожбы, ни булата не страшащийся. Силы колдуна невелики. Не силой он опасен, а токмо коварством и чародейством злым.

— Я пойду! — тут же выступил беловолосый воин. — Не боюсь я никакого колдовства, княже! И стали заговоренной не убоюсь. Я верну Андрея и принесу тебе сердце его похитителя, Радомир.