– Здравствуй, Камден, – сказала она.

– Здравствуй, Джиджи.

С тех пор как он уехал, она никому не позволяла называть ее этим детским имечком.[1]

Сделав над собой усилие, маркиза пересекла библиотеку – ее ноги утопали в мягком ворсе роскошного ковра – и приблизилась к мужу почти вплотную. Ей хотелось показать ему, что она его не боится, хотя это совершенно не соответствовало действительности. Камден имел над ней власть, и она ничего не могла с этим поделать.

Маркиза была отнюдь не маленького роста, но все же ей пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть в темно-зеленые глаза Камдена, напоминавшие уральский малахит. Ей казалось, что от него исходил едва уловимый аромат сандалового дерева и цитрусов – аромат, который когда-то отождествлялся у нее со счастьем.

– Ты приехал, чтобы дать мне развод – или добавить забот? – перешла она прямо к делу. «Если не встретиться с неприятностью лицом к лицу, то неприятность обязательно вцепится тебе в горло», – добавила маркиза мысленно.

Тремейн молча пожал плечами. Он уже успел снять сюртук и галстук, и взгляд Джиджи чуть дольше дозволенного задержался на загорелой впадинке на его шее.

– Я приехал, чтобы выдвинуть условия, – ответил он.

Она взглянула на него вопросительно:

– Условия?..

– Совершенно верно. Видишь ли, мне нужен наследник. Ты производишь на свет наследника, а я даю ход бракоразводным делам. В противном случае я назову свидетелей твоей измены. Тебе ведь известно, что моя измена не служит основанием для развода, если за тобой числится тот же самый грешок?

У маркизы зазвенело в ушах.

– Ты, конечно же, шутишь! Тебе нужен наследник? От меня? Сейчас?..

Он едва заметно поморщился.

– Меня передергивает при мысли о том, что придется лечь с тобой в постель.

– Неужели? – усмехнулась Джиджи; в этот момент ей ужасно хотелось запустить ему в голову чернильницей. – В последний раз ты не жаловался.

– Искусно разыгранный спектакль – и только, – небрежно бросил Тремейн. – Трагедийные роли – мой конек.

Боль захлестнула ее душу – едкая, отупляющая, которая, как ей казалось, больше никогда не придет. Призвав на помощь всю свою выдержку, она постаралась увести разговор от самой неприятной для нее темы.

– Пустые угрозы, Камден. Я не была близка с лордом Фредериком.

– Какая целомудренность! Но я говорил о лорде Ренуэрте, лорде Актоне и многоуважаемом мистере Уильямсе.

Джиджи ахнула. Откуда он узнал? Она же была так осторожна, так осмотрительна!

– Твоя мать мне написала, – пояснил Тремейн с усмешкой; он явно наслаждался ее растерянностью. – Конечно, она хотела лишь одного… Хотела, чтобы я взбеленился от ревности и примчался из-за океана, дабы предъявить на тебя свои права. Уверен, ты ее простишь.

Джиджи в ярости стиснула зубы. Если в истории человечества существовали обстоятельства, оправдывающие матереубийство, то это был как раз тот самый случай. Завтра утром она первым делом запустит в прославленную оранжерею миссис Роуленд две дюжины оголодавших коз.

А потом скупит всю краску для волос, которая есть в продаже, и вынудит маменьку показать миру свою пробивающуюся седину.

– Так что выбирай, – миролюбиво предложил Тремейн. – Либо мы решаем дело полюбовно, либо я призываю этих джентльменов в свидетели. Ты же знаешь: все их признания окажутся в газетах – все до последнего слова.

Маркиза побледнела; она тут же подумала о Фредди. Фредди был ее личным сокровищем – надежный как скала и преданный как пес. И он так ее любил, что сразу же согласился пройти вместе с ней через все перипетии и ужасы развода. Но будет ли он любить ее так же сильно, когда все ее прежние любовники прилюдно распишут их амурные приключения?

– Какая муха тебя укусила?! – вскричала Джиджи. И тотчас сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Выплескивая чувства наружу, она только показывала свою слабость. – Мои адвокаты отправили тебе уйму писем, Камден. Но ты не соизволил ответить. Мы могли бы без труда аннулировать брак, не опускаясь до цирковых представлений.

– Мне казалось, мое молчание красноречиво свидетельствовало о том, что я думаю о твоей идее.

– Но я предложила тебе сто тысяч фунтов!

– Я стою в двадцать раз больше. Но даже если бы у меня не было ни гроша – никаких денег не хватит, чтобы заставить меня поклясться перед судом ее величества, что я и пальцем тебя не тронул. Мы оба прекрасно знаем, что в постели я задал тебе жару.

Леди Тремейн невольно вздрогнула, вспомнив о той ночи… Нет-нет, она не станет об этом думать. Все уже забыто, забыто навсегда…

– Дело в мисс фон Швеппенбург, да? – неожиданно спросила маркиза.

Камден смерил жену ледяным взглядом, от которого в былые времена ее коленки затряслись бы, точно пудинг.

– Джиджи, откуда такие мысли?!

Что тут ответить? Начать ворошить их прошлое? Пожав плечами, маркиза проговорила:

– Видишь ли, на вечер у меня назначена встреча, которую никак нельзя отменить. Но к десяти я вернусь. Могу выделить тебе четверть часа начиная с половины одиннадцатого.

Тремейн расхохотался.

– Вы, как всегда, нетерпеливы, моя дорогая маркиза. Нет, сегодня я к тебе не приду. Ужасно устал с дороги. К тому же после встречи с тобой мне понадобится несколько дней, чтобы пересилить отвращение. И будь уверена, я не стану подстраиваться под твое расписание. Я покину твою постель, когда захочу – ни минутой раньше и ни минутой позже, как бы ты меня ни умоляла.

Маркиза в изумлении уставилась на мужа.

– Да это самое идиотское…

Тремейн вдруг подался вперед и приложил указательный палец к ее губам.

– На твоем месте, дорогая, я бы промолчал. Не стоит говорить то, что ты хотела сказать. Ведь брать свои слова обратно – удовольствие не из приятных.

Джиджи энергично покачала головой; губы ее словно жгло огнем. Судорожно сглотнув, она выпалила:

– Я бы не стала умолять тебя остаться в моей постели, даже если бы ты был последним мужчиной на земле! Даже если бы я две недели подряд питалась одними шпанскими мушками…

– Что за фантазии посещают вашу головку, миледи? При том что мужское население земли живет и здравствует, ты и безо всяких возбуждающих штучек была настоящей тигрицей. – Тремейн оторвался от стола. – Все, на сегодня хватит! Я сыт тобой по горло. Желаю приятно провести вечер. И передай своему кавалеру мои наилучшие пожелания. Надеюсь, он не будет против, если мы с тобой покувыркаемся на супружеском ложе.

Он направился к двери и вышел, даже не оглянувшись…Как всегда.