Юля вышла из кабинетика, осторожно прикрыв за собой дверь, медленно прошла по пустому гулкому фойе, вышла на крыльцо. Уже стемнело, погасли клены, и сразу стало холодно, бесприютно, тоскливо. Дождь кончился, и мокрый асфальт масляно блестел в свете фонарей. Юля осторожно, неуверенными старушечьими шагами спустилась с крыльца, задумчиво постояла на берегу огромной лужи с листьями-корабликами… И медленно побрела в обход.

…Второе лицо понравилось Саше куда больше первого, а вот третье разочаровало. Девушка-осень непременно должна была получиться, просто в прошлый раз она неправильно подобрала оттенки – лишнее доказательство того, что всегда надо думать своей головой, а не следовать тупо чьим-то инструкциям. Тени нужно положить более легкие, цвет волос будет темно-рыжим, оттенка меди. Или, пожалуй, нет… Она опять взяла в руку карандаш и задумалась, прежде чем нанести первый легкий штрих.

Саша привыкла всегда добиваться задуманного и не жалела на это времени. И еще она умела ставить перед собой цель – настоящую, осмысленную, рассчитанную на собственные силы. Если считать, что все дети от рождения талантливы, то Сашиным талантом была целеустремленность. Например, она с детства хотела быть актрисой – и никто не сомневался, что именно так оно и будет.

– Артистка! – наперебой хвалили маленькую Сашу родственники и знакомые Королевых, когда она, взгромоздившись, как положено, на табуретку, «с выражением» читала стихи. – Вся в маму!

– Артистка! – восхищались учителя, когда Саша Королева блистала в школьной самодеятельности. – Вырастет – будет в театре работать, как мать.

– Артистка! Ей что, мамочка поступить поможет, – завистливо фыркали одноклассницы, когда девушка на выпускном пела, аккомпанируя себе на гитаре, а потом танцевала испанский танец: казалось, что потолок в давно не ремонтированном школьном актовом зале не выдержит оглушительных аплодисментов и посыплется дождем штукатурки на головы восхищенных зрителей.

– Ну что ж, конечно, большого таланта нет, – сказал председатель приемной комиссии театрального института, когда Саша со скрипом дошла до третьего тура. – Но способности есть, да и мать хлопотала. В конце концов, коллеги, своим детям отказывать мы не имеем морального права: они знают, на что идут. К тому же с такой внешностью, если и не станет настоящей актрисой, будет сниматься в кино (мэтр считал театр единственно достойным занятием, а современное кино, как вещь малопочтенную для настоящего профессионала, называл прибежищем выскочек).

Ничего этого, Саша, к счастью, не слышала, о том, что за нее хлопотала мама, заслуженная артистка, ведущая актриса Надеждинского театра драмы, тоже не знала, поэтому поступление восприняла как нечто само собой разумеющееся. Училась неплохо, звезд с неба не хватала. Но зато к пятому курсу расцвела и похорошела невероятно: к безупречной внешности и отличной фигуре добавились прекрасные манеры, умение подать себя, подчеркнув преимущества и обыграв недостатки (о нет, их почти и не было!), и тот внутренний свет, который отличает только выпускников театрального института, готовых шагнуть в великолепный мир под названием «театр».

Впрочем, Саша Королева, выросшая за кулисами театра, особых иллюзий не питала. Но этот ликующий, трепетный внутренний порыв, как будто освещающий ее изнутри и придающий порывистую, почти полетную легкость движениям, она научилась при необходимости включать, словно лампочку. И выключать, когда такой необходимости не было. Саша была неглупа и меньше всего на свете хотела быть похожей на экзальтированную провинциальную актрису.

После института она пришла работать в тот самый театр, в котором выросла, на сцене которого сыграла свои первые детские роли. И самое главное – в котором работала ее мама, Марианна Сергеевна Королева. Разумеется, у Саши были возможности остаться в большом городе и много лет пробавляться маленькими ролями в большой труппе, но это ее не устраивало, она видела себя только на главных ролях.

Как ни странно, театр, извечная суть которого игра, – вещь честная и жестокая. Если попасть в него по протекции еще можно, то выжить там по блату, как в любой другой обычной конторе, нет ни малейшей возможности. Конечно, Саша это понимала, и мама давно уже объяснила ей, что даже ее ослепительной внешности будет недостаточно для того, чтобы стать первой (а второй Саша быть не хотела – разве что только после мамы!).

И ей на помощь как раз и пришел ее настоящий талант, который до тех пор был недооценен окружающими, – целеустремленность. Саша репетировала вместе со всеми и потом отдельно дома, с мамой. Она ходила в нелюбимый ею бассейн и на фитнес – чтобы фигура была идеальной. Она никогда не позволяла себе ни малейших послаблений в уходе за внешностью: маникюр, прическа, легкий загар, незаметный макияж – иной ее никто никогда не видел, и никакие отговорки насчет «некогда» и «устала» ею самой не принимались. Она учила английский и читала все книги, о которых говорили в Интернете, потому что понимала: замкнутость в беличьем колесе профессии неизбежно проявится беличьим выражением в глазах. А у Саши были глаза и внешность Мадонны. Нет, не той пожилой дамы в сетчатых колготках, что скачет на эстрадных подмостках вдогонку своей молодости, а на ту, что веками воспевали поэты и художники.

Самоотдачей Королевой восхищались даже завистники, в которые смело можно было записать большую часть представительниц прекрасного пола в Сашином окружении. Но никто на свете, кроме матери, не знал главной Сашиной тайны: профессия актрисы была для нее не целью, а средством. И настоящей цели она еще собиралась достичь…

Раздался требовательный звонок в дверь. Саша от неожиданности уронила карандаш. Наклонилась, подняла, посидела, выжидая, не передумает ли незваный визитер и не оставит ли ее в покое. Но звонок повторился, нетерпеливо и назойливо. Вздохнув, Саша отправилась открывать.

– Мама? – удивилась она, подставляя щеку для поцелуя. – Что-то случилось? Ты бы позвонила…

– Случилось! Такое случилось, что по телефону не расскажешь! – Запыхавшись от быстрого подъема по лестнице, Марианна Сергеевна с трудом переводила дыхание, но сделать паузу не могла, желание немедленно поделиться сенсационной информацией требовало немедленного выхода наружу.

Сбросив в прихожей туфли, она пробежала в комнату и упала на диван, такой низкий и мягкий, что Марианна Сергеевна немедленно в нем утонула.

– Фу-у! Бегом бегу всю дорогу, представляешь? Что люди подумали? – она с любопытством огляделась и увидела, что возле туалетного столика горят, как в гримерке, две лампы и стоит множество открытых баночек и коробочек. – А ты чего, опять лицо себе рисуешь? И какое на этот раз? Ой, дурочка ты, Сашка! Это моделям, у которых своя морда никакая, можно что угодно на лице нарисовать – хоть вамп, хоть наив, – а у тебя такая внешность, что с ней ничего не поделаешь.

– Мама, я хочу быть разной. Мне интересно, – отмахнулась Саша. – Ты же не для этого пришла? Давай уже, рассказывай! У тебя платье новое? Где купила?

– Привезли, – отмахнулась мать, взглянув, однако, в большое зеркало от пола до потолка, в котором отражалось полкомнаты и, разумеется, она сама в новом платье с модным этническим рисунком. – Наплевать на него! Мне позвонила Ольга из областного театра, ну, моя однокурсница, помнишь? Так вот, как ты думаешь, кто у них в новом сезоне будет очередным?