не стремился как можно быстрее перейти к играм, всегда старался сначала подружиться.

Убийце даже в голову не приходило, что реакция ребенка абсолютно естественна, а единственный, кто здесь что-то делает не так — это он сам.

Отстирывая рубашку от рвоты, растапливая баню и уже даже перейдя к готовке еды — убийца продолжал обижаться. Обида его росла, росла и росла, заполнив мозг под завязку, пока не вылилась в руки. Он как раз достал тарелку из сушилки, собирался поесть сам, а потом уже пойти и отнести ужин другу.

Намеренно не контролируя себя, он грохнул тарелку об пол. И почувствовал почти физическое облегчение.

Не нужно обижаться, на друзей не обижаются. Он просто попробует еще раз. Наверняка получится лучше. Ведь он столько времени потратил на этого мальчика: месяцы выслеживания, подслушивания разговоров, сочинения легенды. Будет жаль, если такие усилия пропадут втуне.

Он попробует еще раз. А если не получится…

* * *

У Антона уже очень давно ничего не болело. И это было странно. Но не слишком странно. Он постоянно забывал, что это странно. У него с головой вообще странные вещи стали происходить. Как будто он превратился в самого настоящего шизика.

Антон рассеянно поглаживал синяки и ссадины, обводил пальцем полукруглые укусы, задумчиво рассматривал открытые раны, кровь из которых почему-то не текла, и прислушивался к ощущениям в теле. Ощущений не было. Словно он весь сделан из ваты.

Антон не знал, что это значит. Но отсутствие боли ввергло его в состояние почти исступленной радости, которая тускнела только когда он слышал шаги над головой.

Мужчина-который-соврал-что-он-друг-Олега к нему не заглядывал больше. И не приносил еду. Но Антон почему-то не был голоден. Никогда. Наверное, желудок совсем уже к спине прилип, и теперь ему ничего не нужно. Ну и ладно.

Зато ничего не болит.

Правда, скучно. Нет, он очень-очень-очень рад, что тот Мужчина-который-соврал-что-он-друг-Олега, не приходит. Но сидеть здесь тоскливо и печально. Хотя, конечно, Антон сразу понял, что его уже никогда не отпустят. Или, может, если…

Вялые, ленивые мысли прервались звуком шагов. Квадратный люк в потолке открылся, глаза Антона даже не отреагировали на хлынувший свет. Наверное, привыкли уже. Мужчина-который-соврал-что-он-друг-Олега, спрыгнул в подвал с мальчишкой на руках.

Сердце Антона затрепетало. Теперь-то он не будет куковать здесь в одиночестве, в ужасе вслушиваясь в шаги, звучащие над головой! А, может, вдвоем с этим мальчиком, они составят план дерзкого побега и убийства этого жуткого мужика (новое прозвище они придумают вдвоем, конечно, придумают)! Сбегут, выберутся на солнышко, их встретят встревоженные полицейские, которые давно уже их ищут, но никак не могут найти. И они расскажут, как разработали план, как избавились от этого гада, и им дадут медали. И Олег вернется, и мама перестанет жить вразнос, и Славик больше никогда не будет ныть, и все-все будет…

Мужчина-который-соврал-что-он-друг-Олега кинул мальчишку на матрас, постоял над ним немного, дыша тихо и размеренно, и, наконец, убрался восвояси.

Антон уже научился очень хорошо видеть здесь. Даже лучше, чем он видел до того, как этот гад увел его с детской площадки. Так что он осторожно подошел к матрасу, присел на корточки рядом и уставился на нового обитателя подвала.

Волосы черные, вьющиеся кольцами, бледный очень, худой-худой. Он может быть на год, а то и на два, младше Антона. Слишком маленький. Сможет он вообще сделать что-то такое, что спасет их обоих из этого подвала? Вдруг он очень-очень умный?

Покрасневшие веки мальчишки дрогнули, и он открыл глаза, сразу же сфокусировав взгляд на Антоне, как будто знал, что он должен быть именно тут. Глаза у него были черные-черные, как та жижа, которой покрывают дороги, а она потом превращается в твердый асфальт.

— А ты уже умер, разве ты не знал? — прошептал мальчишка и улыбнулся.

Уродливая щербинка между двумя более крупными, чем все остальные, зубами, чуть ли не загипнотизировала Антона.

— Как это я умер, я же здесь?

Он с трудом оторвался от разглядывания улыбки мальчишки.

— Ты здесь, потому что не веришь в то, что ты умер, — рассудительно произнес тот.

В этот момент он показался куда старше своих лет. Черные глаза блеснули красным.

Антон испуганно отшатнулся, упал назад, пополз прочь от матраса. Забившись в угол (совсем как от того гада, совсем так же), он дрожащим голосом, тщетно пытаясь добавить хоть немного вызова в свои слова, заявил:

— Ты все врешь. Я не мог умереть.

Мальчишка не делал попытки сесть или встать, да даже просто пошевелиться. Он лежал так, как его бросили, и Антон отстраненно подумал, что ему должно было быть неудобно.

Впрочем, мальчишка больше походил на куклу, которая умеет разговаривать, чем на кого-то живого.

— С чего ты взял, что я умер?

— Когда ты последний раз ел?

Антон вскинул голову.

— Ты придурок, что ли? У меня тут часов нет, я не знаю.

— Ты мог бы делать какие-нибудь зарубки. Рисовать черточки. Или выковыривать их где-нибудь здесь.

— Я не успел…

Вот тут на Антона будто вылили ведро ледяной воды. Ощущение оказалось настолько сильным и реальным, что он затрясся.

Конечно, он не успел сделать ни одной зарубки, потому что все закончилось слишком быстро.

И вот почему раны не кровоточат, а синяки и укусы не болят.

И он не хочет есть.

И видит все в этом темном подвале лучше, чем при дневном свете.

— Я не мог умереть.

— Я могу сделать так, чтобы ты ушел отсюда, — губы мальчишки совсем перестали шевелиться, но он говорил. — Ты уйдешь…

— Уйду домой?

— Уйдешь отсюда. Ты, конечно, можешь попробовать пойти домой, но там тебя никто не увидит. Кстати, убийца тебя тоже не видит.

— А ты почему видишь? Ты такой же глупый мелкий пацан, как я! Почему?..

— Я не такой же.

Глаза мальчишки холодно сверкнули алым.

— Ты знаешь, что я не такой же, как ты.

Антон подполз к матрасу.

— Ты его убьешь?

* * *

Убийца был расстроен. Он возлагал столько надежд на Антона, а тот оказался совсем негодным другом. Новый слой пирога пришлось положить слишком быстро. Теперь убийца испытывает нечто вроде зуда прямо под кожей головы, как будто там роились еле слышно шепчущиеся голоса. А ведь они могли заговорить в полную силу в любой момент. И тогда он потеряет осторожность, оставит следы, даст полиции возможность поймать его.

Убийца начал избегать мест, где можно встретить детей. Ему необходимо успокоиться, подождать, потерпеть, привести голову в порядок. Он не должен наследить, не должен, не должен.

Он начал подолгу