гулять в отдаленных районах города, где дети встречались крайне редко. Проводил время на пустырях и в заброшенных зданиях, прячась ото всех. И вот уже когда он почувствовал, что все становится на свои места и можно снова выходить на охоту…

Детский плач. Легонькое хныканье, когда мальчик отчаянно уговаривает себя «не реветь, как девчонка», но у него плохо получается.

Черт, черт, черт, черт. Здесь, где неподалеку только конечная остановка двадцать девятого автобуса и чахлый частный сектор. В домах за заборами разных стадий разрушения живут полторы калеки. Прямо сейчас вокруг никого. Плач доносится от остановки. Где тоже ближайшие полчаса никого не должно быть.

Он не должен туда идти. Он не готов. У него нет плана…

Мальчишка слишком мелкий, сидит на скамейке, непонятно даже, как он туда забрался, ноги до земли не достают. Ему, пожалуй, лет десять, а то и девять. Черные волосы вьются мелкими колечками от сырости (с утра прошел дождь, с утра). Нет, не должен, не должен.

— Здрасьте, — доверчиво говорит мальчишка, поднимая на убийцу глаза.

И все сомнения летят в бездну.

Черные глаза. Неземные. Вроде бы обычные глаза на худом бледном детском личике. А как будто и… Убийца задумчиво хмурится. Он чувствует какой-то подвох. Но…

— Я поте-потеряяяялся, — глубоко вздыхая и пытаясь прекратить плакать, говорит мальчишка. — Я в автобусе заснул, а потом… потом… я тут не знаю ничего…

— Давай, я тебе помогу, — голос убийцы звучит хрипло, приходится прокашляться, прежде чем снова заговорить. — Как тебя зовут?

— Миша. А вас?

— А я Сережа.

Убийца протягивает Мише руку.

— У меня здесь неподалеку машина стоит.

— Мне мама с папой говорили, что нельзя к чужим в машину садиться.

Мишины глаза будто бы вспыхивают алым. Убийца потирает виски. Наверное, показалось. Свет неудачно упал.

— А я отвезу тебя в полицию. Там тебе помогут.

Миша легко соскакивает со скамейки.

— Ну, раз в полицию, то тогда можно.

Теперь уже он сам протягивает руку убийце. И убийца попадается.

* * *

Антон смирился с тем, что умер. Что никто, кроме этого странного не-мальчишки, его не увидит. Поэтому остался посмотреть. Сначала-то он хотел забиться в угол, как обычно, попытаться спрятаться в тенях. Но потом понял, что хочет видеть все, что будет здесь происходить.

Все.

Тот гад спустился осторожно. Принес еду. А подмышкой держал пижаму, точно такого же цвета, как та, что была на нем самом. Мальчишка (Антон не спросил, как его зовут, зачем, не нужно) сидел в дальнем углу матраса, прислонившись к стене.

— Привет, дружок, — дрожащим голосом произнес тот гад.

Антон понял, что эта дрожь не от страха. От чего-то другого. От того, что он потом будет делать. Это мерзкая дрожь.

— Не трогайте меня, пожалуйста.

На мгновение Антон испугался. Подумал, что этот странный мальчишка просто обманул его, строил из себя Супермена, как же. А сейчас он начнет кричать и плакать. Совсем как сам Антон.

— Отпустите меня, пожалуйста, я никому ничего не расскажу. Ты, наверное, такого ожидал, да?

Переход получился настолько резкий, что тот гад сначала ничего не понял.

— Я принес тебе… Что ты сказал?

С мальчишкой что-то происходило. Будто его тень выросла в несколько раз и начала свиваться в спирали, как густой туман, расползаясь по подвалу. Даже свет, обильно льющийся из люка в потолке, потускнел, потерял краски.

— Что слышал, — мальчишка ухмыльнулся, склонил голову набок и…

…она покатилась с плеч долой. На месте шеи зиял черный провал, заполненный чем-то, напоминающим стекловату. Тот гад уронил все, что держал в руках, и оглушительно заорал.

Тень клубилась, заполняя подвал. Тот гад бросился было к люку, но длинное тонкое щупальце ухватило его поперек туловища и затянуло в самую середину тени.

— Всегда есть рыба крупнее… дружок.