Объедало сперва было растянулся в улыбке, предчувствуя свою скорую победу, как враз позеленел, стал задыхаться, а из глаз градом покатились слезы. Блин был таким соленым, и таким перченым, что комом встал в горле у великана, да так, что не вздохнуть и не выдохнуть. Глаза его округлились от страха, он стал судорожно размахивать руками, попытался встать, да только опять грохнулся на землю.

— Эээ…

Только и мог он хлопать губами, как рыба, выброшенная на берег.

— А я предупреждал тебя, не стоит хвалиться.

— Эээ…

Великан сдавил одной рукой горло, словно хотел выдавить из себя кусок застрявшего блина, а второй рукой тянулся к Ивану в надежде на помощь.

— Обещаешь оставить деревню в покое?

Объедало закивал головой. Иван достал из мешка большую сковороду и ловко взобрался по дереву, возле которого сидел великан, тому ничего не оставалось, кроме как в страхе смотреть за происходящим.

— Спасу я тебя, но помни свое обещание, а захочешь обмануть, хуже будет, — предупредил Иван, устроившись на толстой ветке, как раз за спиной великана.

— Эээ… — стонал Объедало, сжимая горло и пытаясь вздохнуть.

Иван встал на ветку, выпрямился во весь рост, и крепко сжал ручку сковороды.

— Так, а теперь расправь плечи, и подними голову вверх, — громко приказал он великану.

Тот сделал в точности все, что ему велели. В глазах его потемнело, еще немного, и беде не миновать. Иван тем временем прицелился, размахнулся, и что было сил ударил сковородой великану точнехонько между лопаток.

ШМЯКТРЯСЬ!!!

КХААААААААААА!!!

Вместе с гулким ударом из легких великана вырвался громкий выдох, а за ним из горла вылетел и застрявший кусок блина. Великан завалился на бок, и стал жадно глотать воздух.

Когда великан пришел в себя, мигом вскочил на ноги и бросился наутек, да так быстро, что по дороге невольно задел и вырвал с корнем пару деревьев.

— И помни, чтоб ноги твоей здесь больше не было, а то хуже будет! — крикнул ему вдогонку Иван. Говорят, что больше о том великане не было ни слуху, ни духу.

Утром в лес вернулся Афанасьевич, и каковы же были его радость и удивление, когда он увидел молодца живым и невредимым. Скорехонько мужичок подцепил телегу, и они вернулись в деревню.

Ивана встречали, как настоящего героя, да только он скромно отмахивался от селян, и говорил, что ничего геройского не сделал, а на вопрос о том, как ему удалось прогнать великана, сказал, что просто приготовил блин по особому рецепту, который мигом учит уму-разуму.

— Стало быть научил? — усмехнулся дед в дырявой шапке.

— Выходит так.

В честь такого события в деревне устроили праздник, а Иван лично напек румяных блинов. От имени всех жителей Афанасьевич поблагодарил гостя за спасение от злого великана, несколько старушек в зеленых платках даже расплакались, от счастья конечно же. А потом все ели блины да нахваливали, уж больно они были вкусными. На следующий день Иван отправился в путь, и единственное, о чем попросил жителей деревни, так это пополнить его запасы соли и черного перца.

Гора блинов

Хотите верьте, хотите нет, а дело было так. Шел как-то Иван Кашевар по лесу, смотрит, сокол в силки попал. Выбраться не может, только крыльями бьется, да все без толку, петля накрепко шею затянула, никак не освободиться.

— Помогу, — подумал Иван.

Подошел к пернатому пленнику. Увидел сокол человека, испугался, пуще прежнего стал крыльями махать.

— Ну, ну, соколик, ты не бойся, я тебя не обижу, вижу в беду попал, а я тебя из беды спасу. — Иван говорил тихо, ласково, сокол и успокоился. — Не пристало птице вольной на привязи сидеть. Сейчас я достану нож, и освобожу тебя, ты только не бойся.

Иван снял свою котомку, достал из кармашка нож, осторожно перерезал веревку и распустил петлю в которую угодила птица. Сокол тут же расправил крылья и взлетел вверх.

— Лети, лети, — улыбнулся Иван, — да будь острожен, не попадись в следующий раз, а то меня рядом может и не оказаться.

Да только сокол сразу не улетел, а спустился вниз, сел на ветку, и молвил человеческим голосом:

— Спасибо тебе, добрый человек, ты мне помог, и я тебе помогу. Если будет нужна помощь, ты только свистни, да взмахни вот этим пером, и я тут же прилечу.

Сказал он это, взмыл вверх и скрылся высоко в облаках, а с неба, прямо в руки Ивану опустилось соколиное перо.

— Вот уж диво, так диво, — сказал Иван, положил перо в свой заплечный мешок и пошел дальше.

Долго ли шел, коротко ли, да слышит, рев в чаще лесной, и не рев даже, а скорее плачь. Подошел поближе, видит между двух берез яма глубокая, а в яме медведь, в ловушку угодил, выбраться не может.

— Помогу, — подумал Иван.

Медведь, завидев человека, принялся лапами размахивать да реветь еще громче.

— Эй, косолапый, ты не злись, не моих это рук дело, я помочь тебе хочу, из ямы вытащить, ты только как выберешься, смотри меня не задери.

Медведь услышал эти слова, и немного успокоился, уселся на дно ямы, да смотрит на Ивана.

— Значит договорились, — сказал Иван и осмотрелся, осталось придумать, как зверя вызволять.

Увидел Иван рядышком засохшее дерево, ветки торчат в разные стороны, листочков нет. Подошел к нему Иван, постучал по стволу, прислушался, крепкое еще, не успело все иссохнуть. Невысокое, но в два обхвата точно, а значит и медведя должно выдержать

— Ты то мне и поможешь косолапого спасти.

Снял котомку, достал топорик, и принялся рубить. Медведь сидит, видит только, как щепки над ямой пролетают.

— Потерпи, Потапыч, еще немного, и вызволим тебя.

И правда, не прошло и часу, как Иван срубил дерево, подтащил ствол к краю ямы и спустил его вниз.

— А теперь взбирайся поскорее.

Медведь так и сделал. Не смотри, что большой и неуклюжий, это только с виду, раз-два, и вскарабкался по стволу наверх. Только из ямы выбрался, как принялся по траве кататься, а потом прижался спиной к березе, и давай спину чесать. Иван смотрит на косолапого, смеется, уж больно он ему дитя малое напомнил. И только он так подумал, как медведь заговорил с ним человеческим голосом:

— Спасибо тебе, добрый человек, спас ты меня, и я тебя, коли помощь моя будет нужна, спасу. Ты только ногой о землю топни, да в грудь кулаком ударь, и я тут как тут.

Сказал он это, да и скрылся в чаще лесной.

— Вот уж диво, так диво, — сказал Иван, положил