Маленькая гостиная, в которую вошла Хелена, была заполнена гостями, и, когда она заглянула в Большую гостиную, жужжание голосов вокруг нее как будто исчезло.

В арке между двумя комнатами, стоял он — тот самый сумасшедший англичанин — и беседовал с леди. Его губы, такие же тонкие и такие же подвижные, растянулись в приветливой улыбке. Хелена до сих пор помнила их прикосновение.

Семь лет.

Ее взгляд скользнул по его лицу. Она не смогла как следует рассмотреть его в саду монастыря, а потому не заметила никаких изменений. Однако она помнила, что его движения отличались кошачьей грацией, удивительной для такого высокого человека. Лишенное пудры и мушек, его бледное лицо казалось сейчас тяжелее, аскетичнее. Его волосы — а сейчас она могла увидеть их цвет — были каштановыми с рыжеватым оттенком и тяжелыми локонами падали на спину, перехваченные черной ленточкой.

Наряд его был великолепен и поражал отменным вкусом. Чувствовалась рука мастера! Дорогие брабантские кружева закрывали его шею, а пышные манжеты свисали с длинных рук. В серебристо-сером камзоле, украшенном большими серебряными пуговицами, и темно-синих панталонах, он выглядел весьма элегантно, что выделяло его в толпе гостей. Жилет темно-серого цвета, расшитый серебром, сверкал при каждом его движении, и все это вместе с камзолом и кружевами казалось роскошной упаковкой, от которой за версту пахло большими деньгами.

Он доминировал в салоне, наполненном кружевами, перьями, галунами и дорогими украшениями, и не только из-за своего роста.

Если прошедшие несколько лет не оставили на его лице никакого отпечатка, то само его присутствие создавало в комнате не поддающуюся описанию ауру, которая окружает только могущественных людей. За эти годы он стал более влиятельным, более надменным, более жестоким. Но эти же последние семь лет сделали ее экспертом: его могущество, по ее мнению, было столь же очевидным, как и цвет его кожи.

Фабиана де Мордона, графа де Вишесса, аристократа, который, используя свои семейные связи, провозгласил себя ее опекуном, отличала такая же аура. За эти же самые семь лет она научилась с недоверием относиться к мужчинам, обладающим богатством и властью.

— Как дела, кузина?

Хелена повернулась и холодно кивнула:

— Здравствуй, Луи.

Он не был ее кузеном и даже дальним родственником, но она воздержалась от высокомерного упоминания этого факта. Луи был никем, всего лишь продолжением его дяди и хозяина, Фабиана де Мордона.

Она могла игнорировать Луи, но Фабиан никогда бы не простил ей этого.

Темные глаза Луи оглядели комнату.

— Тут есть на кого обратить внимание. — Он склонил к ней напудренную голову и прошептал: — Я слышал, здесь присутствует английский герцог. Холостой. Сент-Ивз. Ты бы правильно поступила, сделав так, чтобы тебя ему представили,

Хелена чуть подняла брови и оглядела гостиную. Герцог? Луи выступал в своей обычной роли. Он воспользовался схемой своего дяди, и в данный момент у них была одна и та же цель, только причины были разными.

За последние семь лет — практически с того дня, как англичанин поцеловал ее, — Фабиан использовал ее как пешку в своей игре. Ее рука была призом, имеющим большой спрос у могущественных семей Франции; ей делали предложение так часто, что она всех уже и не помнила. Неустойчивая политика французского государства и непредсказуемость будущего аристократических семей, зависящих от прихотей короля, означали стабильность в стране, благодаря ее замужеству, но это вовсе не устраивало Фабиана. Ему доставляло удовольствие дразнить французскую знать ее состоянием, выставляя его в качестве приманки для людей влиятельных, чтобы заманить их в свои сети. Как только он получал от них все, что хотел, он выгонял их из дома и снова посылал ее в салоны Парижа покорять все новые сердца.

Она с ужасом думала: как долго будет продолжаться эта игра — может, пока она не поседеет, чтобы перестать служить приманкой? К счастью, возрастающее во Франции недовольство и волны народного гнева заставили Фабиана изменить правила игры. Прирожденный хищник, с волчьими инстинктами, он почувствовал запах крови. Она была уверена, что он изменил свою тактику еще до того, как ее пытались похитить.

Это было страшно. Даже сейчас, стоя рядом с Луи в центре фешенебельного салона в чужой стране, она не могла унять дрожь при одном воспоминании об этом. Она гуляла в огромном саду крепости Фабиана Ле-Рос, когда появились трое мужчин и попытались ее похитить.

Они, должно быть, наблюдали за ней и выжидали. Она боролась, отбивалась, но все было напрасно. Они бы похитили ее, если бы не Фабиан. Он проезжал мимо, услышал ее крики и бросился на помощь. Она может сколько угодно возмущаться, что Фабиан так крепко ее держит, но он всегда защищает то, что считает своим. В свои тридцать девять лет он был еще в полном расцвете сил. Одного мужчину он убил, двое других убежали. Фабиан попытался догнать их, но они исчезли.

В тот вечер они с Фабианом обсуждали ее будущее. Каждая минута этого личного разговора врезалась в ее память. Так же как и Фабиан, большинство могущественных интриганов знало, что приближается буря; каждая семья, каждый знатный человек стремился захватить как можно больше имений, титулов, союзников. Чем большей властью они будут обладать, тем легче перенесут бурю.

Она стала приманкой.

— Я получил четко сформулированные просьбы твоей руки от всех четырех главных семейств Франции. Всех четырех. — Фабиан уперся в нее взглядом темных глаз. — Как ты понимаешь, я не ангел. Все четыре вместе они для меня неразрешимая проблема.

Действительно, проблема, причем связанная с риском. Фабиан не хотел испытывать судьбу, отдав предпочтение одной из четырех семей. Угодишь одной — и три оставшиеся перережут тебе горло при первой же возможности. Метафорически — наверняка, а возможно, и буквально. Она понимала это. Манипуляции Фабиана совпадали с целью, которую она для себя наметила.

— У тебя больше нет возможности заключить брачный союз во Франции, однако желание получить твою руку все больше возрастает. — Фабиан задумчиво оглядел ее, затем продолжил в своей мурлыкающей манере: — Поэтому я думаю покинуть эту ненадежную арену и закрепиться на потенциально более благодатной почве.

Она моргнула в ответ. Он улыбнулся, но для себя.

— В эти тревожные времена следует в интересах семьи укрепить связи с нашими дальними родственниками, живущими за Ла-Маншем.

— Ты хочешь, чтобы я вышла замуж за эмигранта? — Она была в шоке. Эмигранты обычно занимали очень низкое социальное положение и не имели поместий.

Взгляд Фабиана стал хмурым.

— Нет. Я хочу сказать, что если тебе удастся привлечь внимание титулованного англичанина такого же общественного положения и обладающего такой же недвижимостью, как у тебя, это позволит нам не только решить существующую дилемму, но и обзавестись полезными связями, столь необходимыми в наше время.

Она продолжала смотреть на него, потрясенная, удивленная, близкая к отчаянию.