настойчиво требовал от меня прием таблеток. Тихо ругаясь сквозь зубы, я потрошил пакеты, пытаясь найти синий контейнер с лекарством.

— Твою мать, — я начал распаляться. — Где ты, падла?!

Мозгом я понимал, что злиться нужно на себя, ведь именно я вчера его куда-то сунул, но злость рвалась наружу.

Я рычал как раненый зверь и швырял ветхие "венские" стулья, что в количестве дюжины, какая ирония, достались мне в наследство вместе с домом.

Вспышка ярости прошла быстро, я начал задыхаться с непривычки и повалился на холодный пол. Не обращая внимания на довольно громкий писк трекера, я уснул.

День 2

А был ли он, первый день? Я уже не понимал ни черта. Я бродил по деревне, ломая заборы на дрова. Я был голоден и замерз. Третий пропуск таблетки — первое предупреждение от клиники, при повторном пропуске — блок пациента, что влечет за собой потерю вложенных в лечение средств.

А сколько их вложено? Миллион? Два? Плевать, родня мне не простит и рубля.

В печке весело запылал огонь, комната заполнилась едким горьким дымом. Блюя под крыльцо я вспомнил, что бабка всегда говорила "печку-то прогреть надо, сначала малый огонь, а как тяпло пойдёть, вали, сколько влезет".

Я рассмеялся от ощущения, что очень живо представил себе бабку, смешно выговаривающую слова.

Бабка, Прасковья Петровна, большая, грузная. Из-под юбки, которой всегда виднелись сползшие чулки, которая в любую погоду ходила в валенках и теплом платке.

Я заплакал от воспоминаний и словно почувствовал ее теплую и большую ладонь на голове.

— Ну, что Пятрусь, — я услышал ее голос, — опять набядокурил, поросёнок?

— Ага, — я шмыгнул носом и вытер его рукавом.

— Ну, что ж ты будешь делать то! — Возмутилась бабка. — Скока раз тебе твердить, не надо рукавом соплю то тереть!

Слезы моментально высохли у меня на лице. Я медленно повернулся.

Бабка стояла в метре от меня, уперев пухлые ладони в бока, скрытые кучей кофт, поверх которых была натянута ее любимая меховая "куцавейка".

— Чаво вылупился?

Я осел в снег, не веря происходящему.

— Ба, ты ж того…, — я покрутил пальцами в воздухе.

— Чаво таво? — Бабка насупилась.

Я шумно сглотнул слюну.

— Померла. Уж как лет десять на погосте лежишь.

— Вот охальник! — Она в сердцах плюнула и, недовольно бурча, потопала по расчищенной от снега дорожке, что вела к хлеву.

— Вот как есть, охальник! — Повторила бабка и скрылась в сарае.

Дрожащими пальцами я достал сигарету и закурил, сидя в снегу. Мой мозг лихорадочно пытался найти рациональное объяснение происходящему, но каждый раз все сводилось к галлюцинациям и алкогольному делирию.

— Ах, ты, едрить-мадрить! Он ишшо и курить начал! — Тихо подкравшаяся бабка огрела меня тряпкой по шее. — Вот уж я мамке то расскажу! От она тебя отлупит!

Я рванул в дом, спасаясь от галлюцинации.

Пока мое тело на автомате металось в дымной комнате, я думал о происходящем.

Когда ноги поднесли меня к порогу распахнутой настежь двери и в глаза ударил солнечный свет, отраженный от ледяного поля, я осознал, что сжимаю в руках отцовскую двустволку.

— Собственно, — мой голос стал хриплым и мне незнакомым, — если это галлюцинации на фоне алкогольного делирия, то оружие ей повредить не может? Нет, не может.

Я осторожно вышел на крыльцо и осмотрел окрестности.

— А если нет? — Я вел с собой разговор, что бы не сойти с ума окончательно. — Бред, это просто "белка". Сколько бухал? Год, два? Почти три. Вот и результат.

Бабка исчезла из двора. Ее не было и в доме и многочисленных сараях. Однако аккуратно почищенные от снега дорожки навевали тоску.

Трекер зло завибрировал, требуя отчета о выпитой таблетке.

День 3

Несмотря на жар, идущий от печи, я сидел полностью одетым у стола в доме, с ужасом наблюдая, как по улице сновал народ. Еще недавно полуразрушенные дома, были ровными, с чисто вымытыми окнами и белыми занавесками за ними.

Нещадно чадя, прокатил мимо трактор, водила приветственно помахал мне рукой. Я в ответ, судорожно улыбнувшись, кивнул головой.

Пальцы на цевье побелели и заныли, но выпустить его из рук я боялся. Поставив под дверь кадку с водой, вроде бы успокоился и прилег на лавку, но сон не шел. Я вновь начал пялиться в окно, констатируя возрождение мертвой деревни.

Весь день я следил, как ходят все люди, пил таблетки, ел много, дремал.

Проснувшись, зло жал кнопку "SOS" на трекере, вновь глотал, не чувствуя вкуса, еду и таблетки, держа дрожащими коленями ружье.

Город Аракчеев

— Как думаешь, как он там? — Лена налила в тарелку борщ и поставила перед мужем на стол.

— Нормально, — Александр зачерпнул ложку наваристого борща, старательно подул и отправил в рот. — Нормально. Отъестся, успокоительных попьет недельку, а там я его заберу.

— А если вдруг сам себя?

— Не должен, он, паскуда, с детства себя больше всего любил.

Саша подцепил кусочек мяса ложкой и, щедро посыпав его солью, с видимым удовольствием начал жевать.

— Опять же, если таблетки будет пить, то спать будет почти постоянно. А заставлять их будет трекер, который я ему на ногу повесил, он не рабочий, но функцию будильника исправно исполняет.

День 4

— Дверь-то открой, — в который раз повторил призрак дяди Коли. — Не дури, Петька, открывай дверь.

Я расширенными от ужаса глазами следил за дверью, направив на нее заряженное ружье.

— Открывай, — злобно стукнул в дверь бывший сосед.

На крыльце топталось несколько мужиков, скрипели половицы под тяжестью. Дверь содрогнулась от удара и кадка с водой, расплескивая воду, отодвинулась на несколько сантиметров. В образовавшуюся щель на порог упал