И я одновременно нажал на два спусковых крючка. Обзор заволокло пороховым дымом и за дверью, на улице, страшно захрипел раненый, раздались крики и визг женщин.

Я вынул стреляные гильзы и вогнал два новых патрона в стволы.

Оконное стекло в комнате разлетелось вдребезги от камня, пущенного с улицы.

— Бросай ружье, сука, и выходи! — Заорал кто-то. — Не захочешь сам, так вперед ногами вынесем!

Я мелко затрясся от истерического смеха. Мертвецы угрожают смертью живому.

— Не дури, Петька, — раздался новый голос. — Мы сейчас Николаича приберем, ты только не стреляй, Петюня. Хорошо?

— Зачем вам он? — Мне стало интересно. — Он же мертвец.

— Не твое дело, сука! — Заорал первый мужик почти под самой входной дверью.

Я нажал оба спусковых крючка и комнату вновь наполнил пороховой дым, а за дверью завыл раненый.

И именно в этот момент я понял, что нужно делать — отобрать трактор у мертвецов и на нем попытаться уехать от деревни.

Под ноги, тонко звякнув, упали стреляные гильзы, и я шагнул к двери.

Их было много. Молодые, здоровые мужики, в руках вилы, топоры и косы. Они плотным кольцом обступили дом бабки.

На ярко-белом, искрящемся снегу алые пятна крови, ею вымазано все крыльцо, но раненых не было видно.

— Сдавайся, Петька, — невысокий коренастый мужик выступил вперед и приказал: — Ружьишко-то брось.

Я осмотрел стоящих передо мной людей.

Готов поспорить, лет десять назад, я видел эти лица на эмалированных табличках на крестах и памятниках старого погоста. Однако сейчас эти мертвецы были куда более живыми.

— Ружьё бросай!

Против двух десятков здоровых мужиков, я и с ружьем не вытяну, а трактор, возможный шанс спастись.

Поблескивая инеем на стеклах и крыше, ярко-синим пятном он стоял в метрах двадцати от меня.

Выстрел-рывок-выстрел, нехитро, но надежно.

Завыл, невесть откуда взявшийся, ветер и поднял снежное облачко около стоявших людей.

«Шанс!» — промелькнуло в мозгу, и я спустил курки.

На бегу я перезарядился, краем глаза заметив, что осаждавшие растерялись.

Второй выстрел и вновь горячая латунь полетела в снег.

Выстрел, перезарядка, до трактора менее трех метров.

Толпа, очнувшись, взвыла и бросилась за мной.

Тракторист, расширенными от страха глазами взирал на мое приближение. Смысла терять секунды не было, я выстрелил в испуганное лицо. Рванув дверцу кабины, схватил за руку труп и рванул на себя. С моего плеча в снег упал уже пустой патронташ, ну и черт с ним, последние два патрона были у меня в кармане куртки.

Выстрел назад, по бегущим людям.

Управлять такой техникой я научился еще в детстве. Выпустив облако черного дыма, трактор, повинуясь, рванул вперед.

Сзади что-то кричали, ругались, пытаясь пешим порядком догнать меня. Как бы не так!

Я погнал трактор через поле, срезая пару километров пути.

Машина нырнула в яму и заглохла, я не проехал и половины пути до леса. Это был провал!

Утирая кровь с разбитой головы, я перезарядил ружье.

Они стояли вокруг заглохшего трактора.

— Зачем ты это сделал? — Спросил самый старший из них.

— Испугался.

— Зря, — он приблизился к машине. — Мы бы тебя не тронули. А теперь только один выход.

— Знаю, — я утер кровь на лице рукавом и подобрал оружие с пола кабины.

Мушка «вертикалки» поднялась на уровень груди мужчины.

— Знаю, — повторил я и, выдохнув, плавно нажал на спуск…

Заброшенная деревня Сеево, 200 км восточнее г. Аракчеева

— Ну-с, Ланкин, что скажете? — Следователь прокуратуры Долгов привалился к забору и лениво курил, осматривая окрестности.

— А что сказать, Виктор Андреевич, — эксперт потянулся и зевнул. — Похоже на добровольный уход.

— Ну, да, только заморочено как-то, — согласился прокурорский и внимательно посмотрел на труп Петра.

Тело погибшего находилось в полусгнившей кабине трактора, что торчала из глубокой ямы посреди поля за деревней.

— Интересный способ покончить жизнь самоубийством, — следователь кивнул на вилы, торчащие из груди мертвеца. — Как умудрился то?

— В пол упёр и навалился, дел-то, — отозвался эксперт.

— Ага, только сначала из ружья стрелял, а потом вилами закололся. Так что ли?

— Слушай, Валентиныч, он же, по словам брата забухал по-черному, как жену схоронил, уже года три как. Вот и поймал «белку», — возмутился Долгов. — Вот так и пишем, мол, на фоне острого алкогольного делирия, связанного с резким отказом от выпивки, у него развились зрительно-слуховые галлюцинации, в связи, с чем и покончил жизнь самоубийством.

— Так то оно так, Сергей Александрович, — эксперт вылез из кабины трактора и потянулся. — Да, следов других людей нет. Да, он отстрелял почти два десятка патронов в доме и на улице. Но тогда получается он бежал сюда с вилами и винтовкой одновременно? Зачем?

— А кто их, алкашей, поймет?

— Проще было два заряда в череп отправить, чем вилами себя тыкать.

Ветер завывал в останках трактора, тело в машину грузили санитары. Через несколько часов все уехали, оставив деревню в том виде, в котором она пребывала уже три десятка лет. На запах крови из леса пришла волчица, долго принюхивалась, но так и не решилась пересечь поле и приблизиться к кабине трактора.

— Петрусь, — позвала меня бабка. — Чаво ты на поле пялесси? Ждешь каво?

— Не, ба, никого не жду.

Я вошел в чистую и светлую избу, какой я ее запомнил при жизни бабки.

За столом сидели многочисленные соседи, в соседней комнате резвились их ребятишки.

— Ну, Петро, — Семен Николаевич, местный кузнец, поднял стакан. — Давай, со свиданицем! И за твое возвращение в родную деревню!

Я принял поданный мне стакан, до краев наполненный самогоном и вдруг увидел свое отражение в зеркале напротив.

Не