– Теперь ты поверишь, что девчонка мертва, – прошептал он. – А у меня хватит времени собрать пожитки и смотаться. Жена уже давно ждёт меня.

Послышались негромкие шаги. Кто-то в башне шёл вниз по лестнице. Потаённый огонёк, покачиваясь, спускался вместе с тихими шагами по ступеням.

Преодолевая дрожь в коленях, человек в плаще перебежал улицу и скрылся в ближайшем переулке.

Дверь приоткрылась, фонарь осветил сгорбленную фигуру в зелёном бархате. На миг злобная улыбка мелькнула на лице горбуна, холодном, как сырая глина.

– Башмачки… Насквозь пропитаны кровью… Значит, девчонка мертва!

Зелёный Горбун схватил башмачки и, захлопнув дверь, стал подниматься вверх по лестнице. Движением руки отослал согнувшихся от страха и почтения слуг.

Он вошёл в верхний зал, отдышался и опустился в глубокое кресло у камина, не спуская хищных глаз с крошечных липких башмачков.

– И всё-таки, всё-таки странно и непонятно, – пробормотал он. – Почему рыбак не пришёл за обещанной наградой? Не нравится мне это…

Неожиданно Гиссарго услышал вдалеке возбуждённые голоса, скорбный плач женщин.

Горбун подошёл к узкому окну. Он увидел ярко горящие факелы; огонь словно растекался по улицам.

Гиссарго прислушался.

– Наш добрый король! Король умер! Король убит! Что теперь с нами будет?.. – донеслось до него.

– А! Вот оно что! – злорадно прошептал Гиссарго. – Что же, похоже, на этот раз ты, мой рыбак, расстарался на совесть. Если ты убил короля и снял с него все побрякушки, что тебе тогда моя награда? А прирезать девчонку для тебя, разбойник, дело пустяковое. Что ж! Теперь я призову на помощь всё тайное колдовство, которым я владею… Дорогую цену заплатил я за эту власть: я отдал повелителю мрака свою душу. Впрочем, если подумать, что такое душа? Упрёк, сомнение, безнадёжное стремление к милосердию, к свету. Вечное страдание и беспокойство – вот что такое душа. А мне нужно другое, и я это получил. К одному я никак не могу привыкнуть, да, верно, никогда и не привыкну. Теперь у меня вместо сердца сгусток чёрной пустоты. Он давит, душит меня…

Зелёный Горбун щёлкнул пальцами, и в камине само собой вспыхнуло угрюмо-багровое пламя. Губы Зелёного Горбуна искривила усмешка, полная горечи и злорадства.

«Мой могучий повелитель даровал мне бессмертие. Да, я буду жить вечно. Когда пропали мои колдовские книги, он обучил меня многим заклинаниям. Многим, но не всем…»

Гиссарго задумался, устремив взгляд на пляшущие языки огня в камине.

«Ты, королева Эрилайда, можешь жить и дышать, только пока ты окружена любовью и счастьем. Но сейчас, когда горе и отчаяние обрушились на тебя с сокрушительной силой, ты станешь бессильной против моего заклинания».

И Зелёный Горбун с торжеством произнёс:

Тьма – налево! Мрак – направо! 

Зверь, явись в обличье злобном! 

Чтоб отныне королева 

Стала мрамором холодным!

Горбун прислушался. До него донеслось отдалённое глухое рычание.

– Что ж, свершилось! – прошептал он. – Ты уснёшь, королева Эрилайда, непробудным колдовским сном. И это будет только начало. Пройдёт немного времени, и вслед за тобой уснёт всё твоё королевство. Но и этого мало. Скоро ты, красавица Эрилайда, превратишься в холодный бесчувственный мрамор…

Гиссарго откинулся в кресле. В глазах его вспыхнуло торжество победителя.

– Теперь я хочу посмотреть, как потускнел волшебный кристалл. Он отражает жизнь маленькой принцессы. О, его свет ослеплял меня, лишал сил, нагонял великую тоску. Но теперь ты погас, погас навсегда, проклятый кристалл!

Гиссарго сбросил с полки пучки сухих трав, сдвинул в сторону колбы и реторты. В стене открылась маленькая потайная дверца. Гиссарго вынул из тайника чёрную шкатулку. В шкатулке лежало что-то небольшое, завёрнутое в бархат, весь вышитый таинственными письменами. Он бережно развернул бархат: на его ладони, сверкая и переливаясь, лежал волшебный кристалл.

Неистовая ярость исказила лицо Гиссарго.

– Он светится! По-прежнему светится… Значит, девчонка жива. Этот мерзавец убил короля, но оставил в живых девчонку. Вот почему он не пришёл за обещанной наградой.

В этот миг сияющий кристалл, словно обретя неведомую силу, выскользнул из его рук, упал на каменный пол и раскололся. Гиссарго рухнул на колени, пытаясь сгрести вместе сияющие осколки. Но он только в кровь изрезал руки.

Гиссарго вскочил на ноги и в ярости расшвырял по полу осколки кристалла.

– Он больше не хочет служить мне! – прошептал Гиссарго. – Проклятье! Не будет мне покоя, пока я не убью девчонку…

Глава 5

Голос зверя

Но, пожалуй, настало время вернуться нам немного назад. Мы помним, что королева Эрилайда вышла на балкон с цветным фонарём в руках. Она перегнулась через перила и посветила вниз.

– Милый! – позвала она. Её улыбка грела и звала. – Что вы замешкались? Ночь холодна. Я жду…

Но она не договорила.

Она увидела молчаливую толпу слуг. Они медленно поднимались по лестнице. Кого они несут? Сердце её замерло. Королева выронила цветной фонарь, вырвала из рук слуги факел и бегом бросилась вниз по лестнице.

Взметнувшийся огонь факела озарил белое как снег лицо её мужа. Его широко открытые неподвижные глаза смотрели в небо, где в эту ночь не было бледно-золотистой звезды. Кровь на груди казалась чёрной.

– О боже! Он убит! А где моя дочь? Где моя дочь? – в ужасе и отчаянии вскрикнула королева.

Но никто ей не ответил. Сторож, стоявший в ту ночь у ворот, невнятно бормотал, что он начал подниматься по лестнице и ничего не знает.

Слуги с факелами, сбежавшие вниз к воротам, увидели мёртвого господина, лежавшего на траве. Принцесса Эвисоль исчезла.

Королева застонала и без чувств упала на руки подбежавшей кормилицы.

Через два дня со всеми почестями похоронили короля Эрилайда.

Все эти дни королева не пила и не ела. Она послала гонцов и слуг во все концы своего королевства, во все города и посёлки. Но никто не мог принести ей желанную весть, никто не знал, где маленькая принцесса.

А когда могилу засыпали и поставили в изголовье высокий крест из драгоценного дерева, королева Эрилайда упала ничком на могилу и обняла крест своими прекрасными белоснежными руками. Она неподвижно замерла среди белых лилий и роз. Грудь её еле вздымалась, и от её дыхания не шевелились лепестки цветов.

Старая кормилица обхватила её ноги и приникла к ним, спрятав лицо в складках траурных одежд королевы.

– Это великое горе нагоняет на нас сон, – прошептал старший слуга и опустился на мраморные ступени возле могилы.

Воины, стоявшие в дверях на карауле, так и уснули стоя, опираясь на свои алебарды.

Уснули повара в поварне. Маленький