Нестерпимо хочется опрокинуть в себя стакан, но для этого придется отвезти взгляд, моргнуть. Невозможно.

В ресторане я еще сдерживался. Чуть не раздавил в руке сунутый мне Маськой фужер с шампунем. Не знаю, как справился, на троечку — верняк, но это не точно.

Она же здесь, значит, прокололся.

Как бы я хотел думать, что на долбаную вечерину она приперлась ради меня, но по лживым глазам видел, что для нее это неприятный сюрприз. Вздрагивает и отворачивается. Как ни в чем ни бывало. А я ловлю откат по-жесткому.

Мгновенное желание схватить, тряхнуть, придушить, чтоб не смела отворачиваться. Намотать блядские черные волосы на кулак. Я шесть месяцев гнию, загибаюсь, а она улыбается какому-то ублюдку. Сколько их было?

Все силы уходят на внешний контроль, внутренний летит в чертову бездну. Все, ахтунг!

Жопой чуя, грядущий пиздец, нарисовывается Рэм:

— Все в норме? — спрашивает он.

Более дебильного вопроса и придумать нельзя. В норме? В какой, блядь, норме? Меня разрывает на части, черная глухая ярость заволакивает глаза, вены сейчас лопнут.

Перевожу взгляд на Рэма, и он затыкается.

Правильно. На хуй не хочу слушать бред про «забей». Мог бы, уже б забил.

Рэм делает знак Каримову и сливается куда-то. Будут готовить плацдарм для спуска пара. А, я мрачно послонявшись, выбираю точку обзора, где наглая стерва как на ладони. Срань господня, сел, блядь, за фикусом!

Смотрю и понимаю — катастрофа. Запредельный мандец.

Гадина не изменилась.

Поозиравшись немного, явно выкидывает меня из головы и жмется к этому уебку, а я, как конченый, пялюсь на волосы, опускающиеся почти до самой задницы, обтянутой черным, траурным по моему хлипкому спокойствию, платьишком. Пялюсь на ноги. Она в чулках или колготках? Горячая волна ударяет в пах. Там под коленкой у нее шрам. Как маньяк представляю, чем она сейчас пахнет.

Мучительное осознание своей зависимости от нее раскатывает меня от фикуса и вокруг земли. Это не шок, потому что, подыхая без Инги все эти месяцы, я в глубине души догадывался, что крыша съехала, не оставив нового адреса, насовсем.

И сейчас за сраным фикусом я зверею вполне закономерно. Надо валить отсюда, пока не ломал дров прямо здесь. Нереальным усилием отрываю себя от места и тащусь в соседний зал к парням.

— Демон, мы забронировали «Эгоиста», валим? — Рэм все-таки соображает. — Маську предупредили.

Киваю. Меня уже не бомбит, меня подрывает, пора уносить ноги, иначе я за себя не отвечаю.

И каким-то шестым чувством внезапно ощущаю, что она ушла. Меня не отпускает, становится только хуже. Крошится самообладание, осыпается трухой налет цивилизованности. Она ушла с тем ушлепком, чем они сейчас будут заниматься?

В машине Каримов радует меня:

— Я его знаю.

— Заткнись!

В «Эгоист» захожу с ноги. Командую администратору, чтоб тащил вискарь.

Мне надо чем-то потушить этот пожар.

Контуженный Ингой, как после светошумовой, я не реагирую ни что. Я глохну и слепну, и от этого собственные демоны, больше не заслоняемые внешними факторами, внутри меня поднимают голову, начинают нашептывать, что так, блядь, не должно быть. Я имею право спустить пар, раскрошить пару челюстей. И тогда мне станет легче.

Нужно выдавить Ингу из сознания, барьеры уже шатает.

Я не выгребу. Иллюзий на этот счет уже нет. Я не спасся.

Вспоминаю нашу первую встречу и понимаю, что зря тогда вышел из дома. Я тотально попал, и даже шесть месяцев спустя больному не легче. Необратимые поражения.

Как в тумане заливаю в себя стакан за стаканом, выпадая из бесячего нарочито веселого гула, устроенного пацанами. Откуда-то взялись девки, одна из которых полезла к ширинке. Еще одна черноволосая сучка.

Натянуть бы ее ртом на стояк, но противно, пусть катится. Я бы другой показал, где ее место.

И вот сейчас она стоит напротив, все в том же черном лоскутке. Объемная косуха лишь подчеркивает ее хрупкость. Знает, сука, как себя преподнести. Искусство маскировки осилила на пятерочку. Даже на сто баллов.

Смотрит дрянь. А у меня огненным напалмом по венам кровь несется.

Раз я подыхаю, то ты и страдать будешь.

Сейчас мы посмотрим, сколько ты стоишь.

Глава 4

Инга

— Раздвигай ноги.

Лицо каменеет. Я не ослышалась?

От ярости ледяной шар в груди идет трещинами и лопается, разнося вдребезги остатки человеческого отношения к этому животному.

— Мало? — цинично усмехается Демон, у меня больше не поворачивается язык называть его Димой даже про себя. — Так там карточки есть. Ну что же ты? Не стесняйся. Но за свои бабки я попользую тебя от души.

Господи, почему мне до сих пор так больно?

Я была уверена, что наивная влюбленная девочка внутри меня уже умерла еще тогда, когда Жанна выбила у меня из рук пузырек с таблетками, но понимаю, что все эти месяцы длилась агония, и только сейчас нанесен последний удар.

Что ж, это даже милосердно.

Ведь до последнего его перед собой выгораживала. Думала, его обманули, он не знает правды. В глубине души надеялась, что, когда узнает, все изменится.

Спасибо Маське, глаза мне открыла. Под напором неопровержимых доказательств пришлось поверить. Он знал. Не мог не знать, но ему было плевать на то, что со мной будет. Демон всегда придерживался тактики выжженной земли. И все травили меня с его молчаливой подачи.

Так что Демон больше моих слез не дождется.

Хрен тебе. Я уже нахлебалась этого дерьма.

И сейчас я делаю то, что прежняя Инга никогда бы не сделала.

Медленно, покачивая бедрами, я шаг за шагом по одной линии приближаюсь к нему, опускаюсь на растрескавшийся, как моя душа, дерматиновый пуф, который от Демона отделяет только стеклянный заляпанный столик, и…

И раздвигаю ноги.

Не широко. Самого главного ему не видно. Если только резинку чулка немного.