но мне нужно, чтобы он отвлекся, прежде чем я смогу что-то сделать. Я уже чувствую нетерпение нападающего; он продолжает поглядывать в окно, словно проверяя, нет ли кого-то снаружи. Машина для побега. Черт.

Моя нерешительность его злит.

— Что за задержка? Открой чертову дверь.

— Я просто обуваюсь, боже. — Я бросаю на него неприязненный взгляд через плечо, но он не дает мне полностью развернуться, запустив одну руку глубоко в мои волосы.

— Я не куплюсь на это, принцесса. — Он пинает мои туфли на каблуках, от которых я отказалась ранее. — Подними руки и надень их. И не вздумай делать глупости, когда мы будем выходить отсюда.

Я киваю, натягивая один каблук. Я пытаюсь надеть другой каблук, но намеренно теряю равновесие и падаю в сторону.

— Дерьмо, — восклицаю я. Он протягивает руку, чтобы поддержать меня, и в этот короткий момент я достаю нож из-под юбки. Одним движением я нажимаю вниз, чтобы высвободить лезвие, и вонзаю его в плечо, заставляя его запнуться и выронить пистолет.

— Ты чертова сука, — воет он.

— Да, мне очень жаль, — насмехаюсь я. Чувствительная плоть плеча действительно является дерьмовым местом для ударов ножом. Он тянется за пистолетом, но я успеваю первой. Я тянусь к его пистолету, лежащему на земле, и направляю его прямо ему в грудь. — Кто тебя послал? Чего ты хочешь от меня? — спрашиваю я, и в моем голосе появляется истерика.

Его улыбка демоническая.

— Ты скоро узнаешь. Меня это не остановит, за тобой придут и другие.

Как бы мне ни нужны были ответы, я не думаю, что получу их от него, а значит, он мне бесполезен. Я поднимаю пистолет, нажимаю на спусковой крючок и выпускаю пулю ему между глаз. В тишине после этого мое дыхание становится учащенным, а ладони покрываются липким потом, адреналин теперь сменяется ощущением дрожи по всему телу. Полный ужас еще не до конца овладел, но оцепенение взяло верх. Я в шоке?

Я оставляю тело лежать на полу в прихожей и убегаю на кухню, направляясь прямо к морозильной камере, где храню запасные сигареты. Мои трясущиеся руки вытаскивают из пачки «Голуаз» и зажимают ее губами. Первое затягивание похоже на рай. От этого у меня кружится голова, но это успокаивает мои расшатанные нервы. Я делаю еще одну глубокую затяжку и думаю, что делать. Мои возможности ограничены. Но я знаю, что мне нужно вынести этот труп из дома, а потом мне нужно выяснить, что, черт возьми, происходит.

Джулиан. Мне нужно позвонить брату. Тревога пробегает по моей спине, когда я понимаю, что единственный человек, на которого я могу рассчитывать, чтобы разобраться во всем, выключил свой телефон и впервые в жизни стал недоступен для меня. Чертовски здорово.

Мой разум перебирает другие варианты. Я, конечно, могу позвонить Андрею Козлову, пахану Козловской Братвы. Я знаю, что он сделает для меня все. Мы друзья детства, выросли вместе, и он крепкий парень. Столь же солидный, как и гангстеры. Но я знаю, если я позвоню Андрею, он вызовет войска. Я мгновенно заставлю это место заполонить братву. И один человек, в частности, гарантированно покажет свое лицо.

Леонид Козлов. Младший брат Андрея, присягнувший вор, и единственный человек, которого я была бы рада никогда больше не видеть. Ну и хрен с ним. Я собираюсь подтянуть свои девчачьи трусики и разобраться с этим сама. Взяв телефон с кухонного стола, я пролистала контакты, пока не нашла того, кого искала. Джанни Меро. Местный гангстер по найму. Он единственный контакт в преступном мире, на котором настоял мой брат. На всякий случай. Я никогда не думала, что мне придется воспользоваться этим номером, но отчаянные времена и все такое. Потому что когда звонишь Джанни, все плохо.

Джанни отвечает после первого звонка, его голос грубый, как наждачная бумага.

— Алёна Никитина. — Семья у меня не такая высокопоставленная, как у Козловых, но фамилия все равно вызывает уважение.

— Мне нужна бригада по уборке, — говорю я, придерживаясь кодовых слов.

— Понял. Тебе причинили вред?

— Нет, — говорю я. Но в порядке ли я? Далеко нет.

— Через пятнадцать минут у тебя будет бригада.

Я кладу трубку, даже не задаваясь вопросом, откуда он знает мой адрес. Я тушу сигарету в раковине и смываю пепел холодной водой. Ядовитый запах поднимается вверх, от чего меня чуть не тошнит. Сигарета сделала свое дело и успокоила мои нервы, но, поскольку я курю нечасто, меня от нее тоже тошнит.

Или, может быть, это из-за мертвого пареня на полу моего коридора.

Несмотря на холодный пот, скатывающийся по спине, я знаю, что мне нужно делать. Идя к холлу, я собираю себя с духом, снимая окровавленную балаклаву с его лица, горячая липкая влага покрывает кончики пальцев.

Милый Иисус. Татуировки монастырей и черепов ползут по его шее.

Русские тюремные татуировки.

Я откидываюсь спиной к стене.

Эхо его акцента вспоминается сейчас. Он точно восточноевропейский, но не русский, и этот акцент мне хорошо знаком, поскольку это моя родословная. Каково бы ни было его происхождение, ясно одно. Мои проблемы выходят далеко за рамки дерьмового расставания.

ГЛАВА 2

Лео

— Стой … пожалуйста. Я сделал это, это был я. — Отчаянные рыдания подступают к горлу мужчины, и я отступаю, испытывая облегчение от того, что он, наконец, признает то, что я уже знаю. Он продержался дольше, чем я ожидал. Банкиры обычно быстро визжат, но здесь Герхарт почему-то этого не сделал.

Но у каждого есть свой переломный момент, и я, в конце концов, нашел его.

— Мне бы хотелось, чтобы ты раньше признался, что взял деньги, — говорю я ему, затыкая ему рот кляпом. Меня не интересует что-либо еще, что он может сказать. — Мне бы не пришлось прибегать к такому уровню… уродства. — Его лицо покрыто синяками и порезами, и я уверен, что у него сломаны ребра. Стул, к которому он привязан, — единственное, что удерживает его в вертикальном положении.

Глядя на свои окровавленные костяшки пальцев, я хмурюсь.

— Это не моя обычная работа, — признаюсь я.

К большому разочарованию отца, я никогда не был типичным вором. Мои братья приняли жестокость нашего мира, но я предпочел использовать мозг, а не кулаки. Мои навыки работы с компьютером и навыки владения ножом. Я рано понял, что у каждого есть глубокие темные секреты — обнаружение и раскрытие того, что другие хотят умалчивать, делает меня гораздо более опасным противником.

Как и в случае с моим другом Герхартом, швейцарским банкиром, которому мы доверяли