И сегодня он сидит в ожидании своих сотен на берегу тихой речушки. Спят невдалеке купцы, а он лишь устало прикрыл глаза. Руки заняты своей работой — ломают тонкие веточки, бросают их в костер. Они живут сами, независимо от хозяина, большие и грубые, в шрамах и ссадинах. Руки работника, воина.

Огонь костра высвечивает лицо узкоскулого, отягощенного заботами человека. Тонкие резко очерченные губы… Небольшая рыжеватая бородка. Широкие надбровья, и на них узкая полоска черных бровей. Массивный и властный подбородок как бы тянет лицо вниз. И как две степные дороги — две глубокие морщины через лоб. Бритая голова, покрытая чалмой паломника. Штопаный и грязный дорожный халат. А под ним стальная паутинка кольчуги. Она, как вторая кожа, всегда на нем. И днем и ночью.

У пояса небольшой кинжал, обычный, незатейливый. На безымянном пальце бронзовый перстень. На нем — падающий на добычу ястреб, со сложенными крыльями и распушенным хвостом. Единственная память о матери. Знак ее рода. Древнего рода, идущего от Мухамед-шаха.

…Хан ждет. Ждет вестей. Скоро прискачет башлык Алтанай и его племянник Сабанак. Ненадолго присядут и обратно к сотням. И у них в глазах все тот же вопрос: "Когда?" "Сколько еще таиться?!"

Сабанак первый раз идет в набег. Горяч, неопытен, суетлив и смешлив, как девушка. Он, Кучум, не любит таких. Не доверяет. Подведут в трудный момент, дрогнут. Но Сабанака терпит. Из-за Алтаная.

С башлыком ему повезло: предан и бесхитростен. Этот не предаст. Все скажет в глаза, ничего не утаит. Они знакомы давно и даже дружны. Алтанаю не нужны деньги. Он их тратит сразу, не задумываясь. На женщин, на вино, раздает друзьям. Зато любит войну. И сам напросился в набег.

Кучума зовет ханом. Пусть зовет. Все равно он станет ханом, И Алтанай поможет ему в том. Воины боятся башлыка. Только глянешь на его обнаженную грудь, расписанную шрамами, как минарет узорами, чтоб понять, с кем имеешь дело.

Вчера Алтанай доложил о двух провинившихся воинах. Кучум вспомнил, как задрожали губы у Сабанака. Верно, и с ним не все чисто. Да дядька покрывает. Пусть.

Два кипчака накануне отлучились во время дневки в соседнее селение. Вернулись к вечеру. Алтанай, узнавший о том, рассвирепел. Чуть не порубил подлецов. Стоит сибирцам пронюхать про их сотни и… все! Навалятся всей силой и задавят без жалости.

Но воинов у башлыка отбили земляки, заступились. Приказал юзбаше, чтоб посадил тех на казан с кипятком. Выполнит ли?

Кучум презрительно скривил губы, вспомнив хитрые лисьи глазки кипчаков, которые, как шакалы на падаль, лезли в любой набег. Лишь бы пожива была побогаче. А потом спускали все в первом катране до последней нитки. Псы! Шакалы! Продажное племя!

"Два перехода! Всего два перехода! — шептал как заклятье Кучум. — А потом я с ними со всеми рассчитаюсь! Будут помнить меня! Будут…"

…Наконец послышался едва уловимый топот конских копыт по тропинке, что вела к костру.

Хан тихо вздохнул; "Наконец-то едут!" Сладко потянулся. Потом, после разговора, можно и чуть вздремнуть до близкого рассвета.

Он повернул голову в ту сторону, откуда должны были показаться всадники. Но его чуткое ухо различило, что всадников не двое, а больше. Значит, кто-то еще едет с Алтанаем и Сабанаком?

"Неужто что-то случилось?" — подумал Кучум. Он постоянно находился в напряжении, и нехорошие предчувствия не оставляли его. Уж очень гладко пока все шло, за исключением небольших происшествий.

Он неторопливо поднялся с земли и повернулся лицом к леску, откуда должны были появиться всадники.

На берег речки выскочило несколько верховых. Двое первых чуть задержались, поджидая остальных. Всего их оказалось пятеро.

Что-то тихо сказав друг другу, они направились к костру, охватывая его полукругом.

Кучум лишь в первый момент растерялся, но тут же сообразил, что это враги. Кинулся к лежащей на попоне сабле. Успел схватить ее и даже наполовину вытянуть из ножен, как был сбит бросившимся на него сверху здоровенным воином.

— Держу его, сволочь! — злорадно закричал он сверху, подминая хана под себя. Но Кучум выкрутился из-под него и сумел ткнуть рукояткой сабли прямо в дышащий какой-то тухлятиной рот мужика. Тот взвыл от боли и ослабил хватку. Этого хватило Кучуму, чтоб вскочить, выхватить саблю из ножен и рубануть с оттяжкой по шее сбившего его с ног мужика… Тот упал, не охнув.

Кучум обогнул костер, пытаясь пробиться к речке. Но с другой стороны на него наезжал с опущенным вниз копьем второй всадник. Увернувшись от жала копья, Кучум упал боком на землю, несколько раз перекатился по мокрой траве прямо под ногами у лошади.

"Кто же это?! Кто?! — лихорадочно работало сознание. — Сибирцы? Не похоже. Нет, то скорее всего свои, из моих отрядов. Псы! Предатели!"

Сбоку на него налетел третий всадник, пытаясь затоптать конем. Кучум громко ухнул на лошадь и ударил ее по морде, саблей плашмя… Конь, не ожидавший этого, взвился на дыбы, сбросил всадника и наметом ушел в темноту.

— Кто такие?! — заорал Кучум, получивший небольшую передышку. — Из какой сотни, сука?!

— Сам сука! — заорали нападающие в ответ. — Сейчас ты нам за все заплатишь! Сучий потрах! Хан сраный!"

Кучум успел сбежать по склону вниз к речушке, но дальше начиналась осока высотой по пояс, растущая на здоровенных кочках. Сделав несколько шагов, он запнулся и упал. Тут-то и настигли его преследовали. Один из них прыгнул на спину, вывернул руку, вдавил в землю. Подоспели и остальные, принялись дубасить по голове, по ребрам, пинали ногами, стараясь попасть в пах. Кучум застонал, обмяк и больше не сопротивлялся.

Его поволокли по склону наверх, бросили к костру, уперев в грудь острие копья.

— Где деньги, что ты обещал нам за поход? Говори, сучья морда! — заверещал прямо ему в лицо гнусавым голосом один из бандитов. Его гнусавый и вздорный, как у бабы, голос выдал его происхождение.

"Кипчаки! Они, опять они взбунтовались! Подлые скоты!" — утвердился в своем предположении Кучум.

Тем временем гнусавый выхватил из костра головню и со смехом поднес к лицу пленного. Искры посыпались прямо ему на лоб и заставили поднять левую руку, заслоняясь от них.

— Не нравится? Да? — заржал гнусавый. — Сейчас мы тебя чуть поджарим, а потом поговорим по душам.

— Чего вы хотите?

— Деньги! Обещанные тобой деньги!

Кучум обвел их взглядом и понял, что выхода нет. У караван-баши была небольшая сумма, оставленная на черный день. На самый черный день. И неужели этот день настал? Но и умирать из-за нескольких сотен монет не хотелось.

— Хорошо, вы получите деньги. Они у купцов в караване. Идемте к ним.

— Ишь чего захотел! — осклабился мужик в темном стеганом халате с рыжей бороденкой. — Мы поведем тебя туда, а там охрана. Нет, мы не дураки.

— Так что же вы предлагаете? — Хан сел на землю, отодвинувшись от головни.