выбраться в городской бар после боя, — воодушевлённо предложил Коннор, словно нашёл в этой идее причину для сражения.

— Обязательно! — согласился Вильгельм.

— Я слышал, у них там неплохой бренди. Сто лет его не пил, — мечтательно рассмеялся Сумари.

Пока Коннор пустился в размышления о напитках, Вильгельм заметил пролетевшего мимо них голубя. Он улыбнулся. «Всегда есть надежда».

Бой начался так же стремительно, как и ожидало большинство. События закрутились в калейдоскопе тел, летающих снарядов и шумных механизмов. В руках у Вильгельма очутился бластер, всунутый впопыхах чьей-то любезностью. Секунды сливались в минуты, минуты в часы. Воодушевление тех немногих, кто им обладал, сменилось на усталость и нарастающую панику. Рядом с живыми лежали груды раненых и убитых бойцов, зачастую придавленных машинами.

Всё произошло, когда Вильгельм на ходу перезаряжал бластер. Он видел перед собой цель: громадного робота, то и дело выпускавшего столб искр вместе с выстрелом. Нужно было только сделать один точный удар по коробке передач, чтобы обездвижить механизм на несколько секунд. За это время Вильгельм успел бы разрушить платы. Но, как это часто бывает на войне, все желания и мысли испарились по воле одного снаряда.

Первым, что почувствовал Вильгельм, была не боль, а невозможность сделать вдох. Затем рука перестала сжимать бластер. Оружие упало на землю, но шум от удара растворился в грохоте боя. Вильгельм опустил голову, пытаясь понять, что произошло с его грудной клеткой. Осознание, что проблема чуть ниже, догнало его уже упавшего на колени. Вспышка страха — всё, что он успел ощутить.

Сражение заканчивается через час. Выжившие солдаты не хотят смотреть на лица друг друга. Они боятся. Боятся, что потеряли слишком много.

У Сумати подкашиваются ноги, когда он находит тело Вильгельма. С огромной дырой, оголяющей нижние рёбра. Его губы трясутся. По щекам текут слёзы. Мысли «так не должно было произойти» и «нужно морально подготовить Коннора» приходят в голову практически одновременно. Сумати всей душой не хочет, чтобы хоть кто-то в этом мире испытывал такие страдания. Но не успевает он сделать и шага в сторону, как слышит крик солдата:

— Я нашёл ещё одного из восточного лагеря! Это Коннор, он погиб.

Сумати замирает. Слова очень медленно проникают в его сознание, пока он наконец не осознаёт, что произошло. Солдаты и дальше что-то кричат, но Сумати уже не слышит. Он падает на землю рядом с мёртвым другом. Больше нет смысла куда-либо торопиться.

Поэт

За окном бушевал ливень, словно то и дело пытаясь каплями проникнуть в комнату. Потемнело настолько, что Вильгельму пришлось включить настольную лампу. В такие вечера он больше всего любил забираться в постель с чем-нибудь горячим, интересной книгой, до которой всё никак не доходили руки, и кутаться в мягкий плед. В этот раз непогода застала его за работой. Стучать по клавиатуре, иногда случайно попадая в ритм дождя, было не менее приятно. Такая обстановка помогала настроиться на определённый лад, а сейчас Вильгельму больше всего не хватало того самого «лада». Вдохновение ускользало от него, словно песок, утекающий сквозь пальцы ребёнка. Но такие неприятности не останавливали Вильгельма, ведь его писательскому опыту давно шёл не первый год. Ему как никогда стоило закончить повесть к сроку: уход с основной работы с новыми силами подталкивал к тяжёлому творческому труду.

Вильгельм откинулся на спинку стула, приводя его в лёгкое движение, и скептически поморщился. Издатель так хотел опубликовать именно этот сюжет, что согласился заплатить двойную сумму — а Вильгельма раздражало каждое написанное им слово.

Засветился экран телефона — пришло новое сообщение от Эммы. Писатель расплылся в улыбке: причина, из-за которой он готов хоть вечно писать на избитые темы, лишь бы стать на ноги, напомнила о себе в самый подходящий момент. Вильгельм зашёл в диалог и увидел фото насквозь промокшей Эммы.

«Не успела добежать домой до начала Апокалипсиса».

«Сейчас всё хорошо? Прими тёплый душ, чтобы не заболеть».

«Да, уже бегу!) Ты как?».

«Пытаюсь закончить свои мучения. Надеюсь, солнце прогонит их вместе с серыми тучами».

«Ты как всегда поэтичен) Позвони завтра утром, ладно?»

«Договорились, любовь моя».

Вильгельм отложил телефон подальше, чтобы тот не сбивал своими вечными уведомлениями. Завтра он передаст повесть редактору и вернётся к написанию стихов: они странным образом всегда получались лучше прозы, так ещё и приносили несравненное удовольствие. Но кто же виноват, что в современном мире люди считают стихотворную форму приемлемой лишь в музыкальных произведениях.

С Эммой их, казалось, никак и никогда не смогла бы свести жизнь. Про таких говорили, что они люди из параллельных вселенных. Слишком разные, чтобы встретиться на литературном вечере или в художественной галерее. Нет, Эмма любила искусство, но в умеренном его количестве. Обычно — до появления Вильгельма — всё представление о «прекрасном» заканчивалось тусклой картиной в родительской спальне. Её куда больше занимали спортивные соревнования, политические встречи и разнообразные секции. Говорят, что в семье военных тяжело вырасти обыкновенным человеком, и Вильгельм частично был с этим согласен. Он, со своей тягой к свободе и творческому хаосу, никогда бы не смог выжить в доме со строгим распорядком дня. А Эмма не только могла, но и назло всем стереотипам практически ничем не отличалась от других молодых девушек.

Они встретились в кафе. Вильгельм часто шутил, что трудно найти ещё более банальное и избитое место. Пока он кипел над потрёпанным жизнью блокнотом с набросками очередной поэмы, в кофейню влетела Эмма. Торопясь сделать заказ, она не заметила стоящий на краю стола бумажный стаканчик. Давно остывший чай разлился на пол вокруг стола, не пережив столкновения с её рукой. Эмма тут же затормозила, в панике оборачиваясь к сидящему парню. Пройдя через череду неловких извинений и предложений угостить новым напитком, они смогли разговориться. Эмма объяснила, что у неё выдалось всего несколько свободных минут, пока в соседнем здании шло собрание, на котором ей предстояло отсидеть до самого конца. Вильгельм же, не придумав ничего лучше, предложил встретиться на следующий день в парке, чтобы хоть немного развеять скуку серых дней.

Свидание удалось, поэтому за ним последовало ещё одно и ещё… А после они привыкли друг к другу настолько, что уже не хотели расставаться. Да и зачем? Когда впереди вся жизнь, а вы способны заполнить её счастьем, какие могут быть преграды?

Конечно, отец Эммы не одобрял Вильгельма. Даже после двух лет отношений, нескольких праздничных ужинов и упоминаний писателя в популярных новостных издательствах. Плоскость силовой сферы никогда не соприкоснётся с духовной, и отец девушки не