Вот так решил город Димитровград. Никаких белых халатов, только специальные робы для медицинского персонала, которые были оранжевого цвета. Повсюду стояли цветы. В кадках, горшках, живые в вазах, в саду на клумбах. Картины на стенах, просторные холлы, в которых уютно устроились домашние диваны и кресла перед большими телевизорами. Библиотека поражала изобилием книг, от классики, до современной литературы. В актовом зале стоял рояль. И с помощью него, персонал устраивал для своих постояльцев творческие вечера. Все в этом доме было хорошо, кроме одного. Этот дом был «билетом» в один конец. Пациент, попавший сюда со смертельным диагнозом, никогда отсюда живым не выходил. И все знали об этом. Ведь это особенный дом. Дом смерти.

В актовый зал потихоньку начали собираться пациенты. Кто-то шел самостоятельно, кого-то везли на инвалидных колясках, а кого-то поддерживали за руку медицинский персонал. Картина была настолько жуткая, что хотелось закрыть глаза. Люди, которые доживали там свои считаные дни, были под наркотическим опьянением всегда. Их лица ничего не выражали, кроме гримасы боли. Желтые, сухие как осенние листья, они шли на занятия, или медицинские процедуры, и ждали дня, когда можно будет уйти навсегда. В зале был образован круг из стульев, и возглавлял этот круг психиатр Алексей Юрьевич. Доктор по профессии, и друг всех пациентов, которые, когда — либо здесь жили и умирали». Он приветствовал каждого пациента, который заходил в зал, и знал каждого по имени.

— Наташа, ты прекрасно выглядишь сегодня. Эта фиолетовая маечка тебе очень идет — сказал Алексей Юрьевич

— Ох, доктор. Вы меня балуете комплиментами. Хуже, чем я, выглядит только труп в морге. Я уже скоро кстати туда прямиком двину. Недолго осталось — сказала молодая девушка Наташа, и с осторожностью села на стул. На ее руке был прилеплен пластырь, который прятал катетер от микробов и нечаянных движений. Абсолютно лысый череп прикрывала шапочка, которую вязала Наташа сама, пока были силы в руках. Черные круги под глазами, ввалившиеся щеки и глаза, говорили о нечеловеческой боли и мучениях. Она подняла глаза на доктора. Он улыбался и смотрел на нее.

— Никто не знает, кому, когда и куда нужно двигать. Давай не торопись, мое солнце. Кстати, у нас сегодня новенькая. Татьяна. Она приехала из далека, и сегодня будет с нами на первом ее занятии. Давайте не будем буками, и хорошенько поможем ей адаптироваться среди нас — сказал доктор, и начал групповое занятие по психиатрии.

— Друзья мои, сегодня я хочу с вами поговорить о преданности. Может это прозвучит нелепо, но я в него верю, и хочу послушать ваше мнение об этом. Не стесняйтесь, каждый из нас в своей жизни хоть раз сталкивался с предательством, или преданностью. Может вам есть, что поведать нам.

— Алексей Юрьевич, я начну первым, если позволите — сказал мужчина, который был на две головы как минимум выше остальных. Когда-то это был здоровый, красивый мужчина. Сейчас он был похож, как и все присутствующие в этом круге люди, на высохшего старика, которому уже ничего не интересно. Лысая голова ничем не была прикрыта, а местами, из-под бинтовых повязок, белел лейкопластырь с наркотическим средством.

— Да, Андрей. Мы все хотим тебя послушать — ответил доктор.

— Преданность, это чушь собачья. Это мое мнение, и я его не навязываю. У меня была девушка, звали ее Елена. Она была самой красивой девушкой на свете, ну по крайней мере для меня. Говорила, что любит, и будет ждать. Врала. Как только мне поставили диагноз «меланома», она, порыдав у меня на плече, собрала вещички, и сказала, что будет навещать. И больше я ее никогда не видел. Я звонил, писал, хотел встретиться. Она заблокировала меня в телефоне, письма не читала, и даже сменила место жительства. Люди не хотят сталкиваться со смертельным диагнозом. Никогда. Они боятся «запачкаться», и делают все, чтобы больше никогда не видеть боли. Как будто смерть их не коснется. Она всех коснется. А преданность, это только для собак. И то, не всех пород. Мнение свое сказал, решать вам.

— Спасибо Андрей, мы услышали твое мнение. Кто — то еще хочет высказаться по этому поводу? Да Наташа, давай тебя послушаем.

— Андрей прав. Я так мало пожила на свете, мне всего 23 года. Борюсь с заболеванием «меланома» один год. У меня был женатый друг. Приходил ко мне регулярно, я мечтала, что это навсегда. Когда со мной случилась беда, он вдруг резко понял, как любит свою жену. И быстренько слинял от меня, хотя пел песни несколько месяцев, что обязательно поможет в болезни. Так брезгливо на меня смотрел, что мне было неприятно с ним общаться. И я его отпустила. А он быстро рванул, чтобы не передумала. Но знаете, что интересно? Я детдомовская. У меня никого нет. Когда остро встал вопрос, кому мне передать квартиру, когда я умру, он в моей жизни опять появился. Клялся, что «бес попутал», и умолял прописать его в квартире, и узаконить отношения. Даже с женой собирался разводиться, чтобы быстро меня окольцевать. А вот кишка оказалась тонка. Ночку со мной вот такой переночевал, два раза укол сделал, когда я криком кричала от боли, и сказав: «Ну нахер, эту квартиру», сбежал с лестничной площадки. И тоже номер мой заблокировал, и писем не пишет. А квартиру я теперь вашим сотрудникам отдала, которые не сбежали, и меня приняли как родную. Меня рвет два раза в день, и понос ежедневный. А они все моют, и меня плохим словом не поминают. Вот такой сказ, доктор. Преданность, а что это?

— Услышали тебя Наташа. Ты молодец. И мне кажется, нужно потихоньку поаплодировать нашим героям. Они не побоялись рассказать нам о своих взаимоотношениях с близкими людьми. Но мы сегодня хотели поговорить с вами о преданности. А слышим только рассказ о предательстве. Неужели нет среди нас ни одного человека, который мог бы нам рассказать именно об этом?

— Здравствуйте, меня зовут Татьяна. Я новенькая среди вас. И позвольте продолжить рассказ «коллег по несчастью». Преданность — это очень глубокое чувство. Преданность может быть родине, если эта родина этого достойна. Преданность может быть к кошке, или собаке. Когда ты хочешь остаться у подруги с ночевкой, а тебя ждет дома питомец, и он преданно смотрит на дверь. И ты возвращаешься, понимая, что не нужно эту самую «преданность» испытывать. Она либо есть, либо ее нет. Но вот подходит ли это чувство к человечеству… Я бы поспорила. Так же, как и «аппендикс», это