Ману открыл дверь, что-то дожевывая. Мы поздоровались.

— Слушай, Ману, ко мне нынче вечером никто не приходил?

Он вытер губы грязной салфеткой.

— А мне-то откуда знать?

— Меня не было дома, и кто-то в мое отсутствие подсунул открытку под дверь.

— Я ничего не слышал. Погоди. — Он окликнул жену и дочь. Те тоже никого не видели и не слышали. На Ману был светлый жилет, натянутый на круглый живот. — Пошли ко мне. Выпьем чего-нибудь. Или поешь.

— Да нет, спасибо.

— Как знаешь. Да не волнуйся ты так.

— Что-то случилось?

— Может, еще вернется.

— Кто вернется?

— Тот, кто приходил. Твой посетитель.

— Возможно.

— Ты выглядишь обеспокоенным.

— Я не понимаю, что все это значит. А то, чего я не понимаю, беспокоит меня.

Было видно, что Ману переваривает услышанное.

— А знаешь, что беспокоит меня? Мои кролики. Кролики должны трахаться. А эти не трахаются.

Это неправда. Кролики Ману весьма любвеобильны и размножались с устрашающей скоростью.

— Может, твои кролики заняты высокими материями. Обдумывают жизнь духа. Или состояние дел в футбольном клубе Барселоны. Или местные выборы. А может, у них разные сексуальные ориентации.

— Думаешь, мне самому это в голову не приходило?

— Наверняка приходило. До завтра.

— Увидимся.

Я поднялся к себе и вновь принялся разглядывать открытку, пытаясь сообразить, откуда же начать. Но ничего не приходило в голову. Открытка без подписи, без текста — только уведомление, или приглашение, или и то и другое. Прихватив с собой открытку, я вышел на веранду и закурил сигарету. Красная черепица еще не остыла и обжигала босые ноги. Город утопал в огнях. С моря дул теплый ветерок, неся с собою запах соли и обещание лета. Стоял я долго, опираясь о парапет и прислушиваясь к начинающимся звукам ночи — такси, собаки, супружеская пара, скандалящая при открытых окнах в доме напротив… Я решил принять душ и пораньше лечь спать.

Наутро, в пять, я проснулся от шума фургонов, разгружающихся у рынка. Дело привычное, и меня это вполне устраивало — я люблю вставать рано. Спальня примыкала к веранде, и спал я с настежь распахнутым окном. Внизу на мостовой громоздились ящики со свежими фруктами и овощами, рядом — цветы и другие домашние растения, что продавались на рынке. Воздух этим майским утром был свеж и душист.

Мне тридцать три года. Порой у меня побаливает печень, и ощущается смутная тоска по домашнему уюту, постоянному доходу и детям, которые ждут тебя вечером с работы. Нередко тоска совмещается с болью. Три года назад, после тяжелого запоя, когда печень давала о себе знать особенно сильно, я отправился на прием к иглотерапевту, в Мараголл, в северной части города. Иглотерапевтом оказалась молодая женщина по имени Финна Мендес. Дело свое она любила, ну а я воспринимал многочисленные уколы с легким мазохизмом. Боли в печени поутихли, и я не стал встречаться с Финной просто так. Она сидела на какой-то диете и курила сигареты «Винстон». Заставляла меня поглощать в немереных количествах шелушеный рис и свежие овощи. У нее были блестящие черные волосы, неожиданно голубые глаза и спортивный «фольксваген гольф», на котором Финна развивала опасную скорость. Она окончила университет по специальности биохимик, обожала рок и верила в скорое пришествие инопланетян. Мы стали любовниками, и я переехал к ней.

По субботам и воскресеньям мы, как правило, не работали, предпочитая совершать головокружительные походы в Пиренеи. С собой брали всего лишь пару одеял, побольше фруктов и орехов да котелок для чая. Оставляя машину где попало, мы взбирались на удобную площадку повыше, где я разводил костер и кипятил чай из трав. Финна изо всех сил всматривалась в небо, рассчитывая увидеть летающую тарелку. Она могла сидеть так часами, не теряя веры в успех. Иногда откидывалась на спину, устроившись головой у меня на животе. Я тоже смотрел на небо, дивясь грандиозности созвездий.

— Смотри, — оживилась она однажды вечером, после полуторачасового неподвижного лежания, — вот и она.

— Это самолет, — откликнулся я, даже не глядя в ту сторону. — Наверное, собирается совершить посадку в Жироне.

— Самолеты так не мигают, — возразила Финна. — У этих огней цвет другой. И вспыхивают они иначе. К тому же эта штука стоит на месте.

Световой сигнал, о котором шла речь, был серебристо-голубого цвета, и отсюда не скажешь, на какой высоте он находится. И не поймешь, то ли действительно застыл на месте, то ли движется, но очень медленно.

— Оно зависло, — пробормотала Финна.

Что может означать голубой цвет, я понятия не имел, но в жизни не признал бы, что эта штуковина — неопознанный летающий объект. Я потянулся за сигаретой, закурил и вгляделся в мерцающий огонек. В горах небо определенно к нам ближе. Гигантский звездный занавес казался плотнее, чем обычно, и сквозь шрамы тьмы светили миллионы звезд.

— Но почему здесь, Финна? Почему ты считаешь, что они должны появиться именно здесь?

— Пиренеи занимают первое место в Европе по частоте появления НЛО. А треугольник, образуемый Монсератом, полуостровом Кап де Кройс и Андоррой, — особенно. Существуют некие признаки того, что можно назвать космической восприимчивостью. Количество каменных окружностей в определенной местности. Важные религиозные центры средневековья. Все это соответствует определенному энергетическому уровню.

Порой она изъяснялась в стиле туристического справочника Нового времени.

— Ну и что эти пришельцы здесь делают?

— Ждут, полагаю.

— Ждут — чего?

— Пока у нас возникнет в них нужда, неужели не ясно?

— В общем, они представляют собой нечто вроде интергалактических социальных работников, так?

Подобного рода замечания Финна, как правило, игнорировала.

— Все начнется, когда люди зайдут слишком далеко. Война, чума, разруха. Уничтожение природной среды. Вот тогда и произойдет что-то необычное.

— И сколько, по твоим расчетам, осталось ждать?

— Да лет пять-шесть.

Я поднялся и подбросил в костер немного веток. Теории Финны казались занятными, но ее веры в летающие блюдца я не разделял. Однажды, в начале нашего знакомства, она даже высказалась в том роде, что я и сам — пришелец из иных миров, только не осознаю этого. Сей мыслью она поделилась во время ночной вылазки и, к счастью, потом уж ее не развивала, почувствовав, должно быть, что версия мне не по душе. Финна поднялась вслед за мной, вся дрожа от волнения. Наклонилась, принялась стряхивать с моего свитера иголки, яростно отбрасывая их в сторону, словно меня облепили огромные вши. Я продолжал ворошить длинной палкой угли.

— Ты считаешь, я спятила.