ледоколом плавали одинокие льдины. Тонкие он разбивал, толстые — обходил. Теперь ледокол упёрся в огромное ледяное поле. В этом поле ледоколу надо было пробить себе путь.

Вся команда спустилась на лёд. Ломами, пешнями стали долбить лунки. В лунки положили взрывчатку, подвели бикфордовы шнуры. Раздался громкий взрыв, за ним второй, третий. Побежали к лункам смотреть, что получилось. Вокруг лежали мелкие ледяные осколки. Но само поле оставалось нетронутым.

— Эта взрывчатка разрушила бы любой дом, а здесь её, оказывается, мало, — сказал смущённый подрывник. — Сверхкрепкий лёд!

Только когда взрывчатки положили во много раз больше, в ледяном поле появилась тонкая трещина.

Ледокол врубился в эту трещину, налёг на лёд, и льдина поддалась, стала рушиться.

Долго ледокол пробивался сквозь ледяное поле. Капитан Воронин и профессор Шмидт не спускались с капитанского мостика, вели корабль. Наконец судно вышло на чистую воду.

Все радовались, кричали «ура». Кто-то выстрелил из ружья в небо.

Но ледокол недолго шёл по чистой воде. Снова перед ним были ледяные поля. И снова люди бежали на лёд, долбили лунки, закладывали взрывчатку…

Было начало сентября. В Арктику пришла зима. На палубу падал снег. Он таял вблизи тёплой трубы и стекал грязноватыми ручейками. Корабль медленно продвигался вперёд, и все уже привыкли, что корпус его постоянно сотрясается в борьбе со льдинами. Казалось, что конец плавания близок, ещё неделя-две. Никто не знал, что главные трудности только наступают.

10 сентября, когда члены экспедиции, свободные от дежурства, собрались в кают-компании, ледокол вдруг сильно тряхнуло, и все услышали громкий треск, грохот. А потом корабль быстро и мелко затрясся.

Не одеваясь, люди выскочили на палубу. Там уже были капитан Воронин и Шмидт.

Старшего штурмана обвязали канатом, и по верёвочной лестнице он спустился к самой воде. На длинных проводах на палубу подтянули несколько электрических ламп. Штурман долго вглядывался в тёмную воду, а потом сказал:

— Винт сломан, дальше плыть невозможно.

Положение было критическим: беспомощный корабль среди льдов!

КАК СПАСТИ КОРАБЛЬ?

Отто Юльевич ушёл в свою каюту и несколько часов сидел за расчётами. А вокруг ледокола быстро намерзал молодой лёд.

Поздно вечером профессор Шмидт приказал всем собраться в кают-компании.

— Специалисты утверждают, что сменить винт у корабля можно только на берегу, в сухом доке, — сказал он. — Но если мы перенесём уголь, который хранится в кормовом трюме, на нос, на палубу, — то нос опустится, а корма поднимется выше. Тогда можно будет поставить запасной винт.

— Я же говорил, Отто Юльевич обязательно найдёт выход! — радостно выкрикнул кто-то.

— Подождите, — остановил Отто Юльевич, — угля очень много. Бригада грузчиков грузит его обычно дней десять. У нас есть на это двое суток. Пока синоптики обещают спокойную погоду. Но если поднимется ветер, пойдут волны, ледокол сразу перевернётся. Поэтому к работе приступаем немедленно. Всем разбиться на бригады. Первая бригада начинает через десять минут. Вторая бригада идёт спать. Через четыре часа она сменяет первую.

Следующую ночь и день все носили тяжёлые мешки с углем в носовой трюм, на палубу. Одни насыпали уголь в мешки внизу, задыхаясь от угольной пыли. Другие поднимали мешки лебёдкой наверх. Третьи подхватывали мешки и бежали с ними к носу. Там они ссыпали уголь и бегом возвращались назад. Снова хватали полный мешок и снова бежали к носу корабля. В бригадах работали все: и журналисты, и кинооператоры, и корабельный врач, и сам Отто Юльевич.

Наконец весь уголь был перегружен. Ледокол стоял среди льдов, задрав корму. Но винт лишь наполовину вышел из воды.

Механики натянули на себя тёплые носки и свитера, надели непромокаемую одежду и полезли в стылую воду. Под водой они отворачивали огромные медные гайки. Этими гайками был привинчен винт.

Да, такую работу ни на одном корабле никогда не делали в открытом море. Но сейчас это был единственный путь к спасению корабля.

Прошло ещё двое суток, и вот на корму сброшен последний мешок угля. Обессиленные люди повалились на койки. А ледокол дал победный гудок и двинулся вперёд.

ПОД ПАРУСАМИ

И снова грохотали льдины. Снова корабль сотрясался в борьбе с ними и продвигался к Берингову проливу, к чистой воде. Теперь до конца плавания оставалось лишь несколько дней.

Но тут произошло новое несчастье. Прежде был сломан только винт. А теперь, после огромного толчка, сломался и вал, на котором винт был закреплён.

Корабль вновь стал беспомощным. Ледяное поле медленно двигалось, и корабль плыл вместе с ним. Только не вперёд, а назад — мимо тех берегов, которые он лишь недавно прошёл. Кто-то грустно пошутил, что теперь их ледокол превратился в баржу ледокольного типа. Все понимали, что теперь они должны высадиться на берег. Жаль, конечно, корабль, но его не спасёшь. Его раздавят льды через месяц, а может, и через неделю.

Но тут профессор Шмидт и капитан Воронин объявили принятое решение:

— Будем бороться до конца. Сейчас поставим паруса и попробуем пойти вперёд.

На ледоколе не было парусов, но мачта была. И был брезент. Им укрывали уголь на палубе, и брезент давно уже стал чёрным.

— Поставить грот! — командовал капитан.

И матросы бросались тянуть канаты, закрепляли их узлами.

На пути встречались большие льдины. Прежде такие льдины ледокол подминал под себя. Теперь ледоколу помогали члены экипажа. Соскакивали на лёд, волокли тяжёлый якорь на толстом длинном канате. Якорь зацепляли за льдину и включали могучую носовую лебёдку. Корабль подтягивался к льдине, оттаскивал её под корму. Тут появлялась новая льдина. И всё повторялось… Тяжёлый якорь бил по ногам, обжигал холодом руки, нужно было тащить его бегом. А потом быстро-быстро долбить лунки, закладывать взрывчатку, рвать лёд…

Ледокол уже слегка покачивался. И льдины покачивались тоже.

Это значило, что впереди, близко, была чистая вода.

Наконец осталась предпоследняя льдина, потом последняя. 1 октября 1932 года в 14 часов 45 минут ледокол «Сибиряков» вошёл в Берингов пролив. Ветер упруго бил в его чёрный брезентовый парус.

Это был первый в мире корабль, который прошёл весь Северный морской путь за одну навигацию.

В тот день Отто Юльевичу исполнился сорок один год. Но он забыл о своём дне рождения. А когда на другой день вспомнил, то говорить постеснялся. Все так радовались победе, что было не