Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не могли они понять, что кино в то время приносило от восьмисот до тысячи двухсот процентов прибыли от затраченных на него средств. А посему гонорар автору сценария — жалкая капля в океане тех денег, которые потом киносценарист принесет в советскую казну своим тоненьким сочиненьицем в семьдесят пять страничек! Даже если картина в итоге окажется полным дерьмом...
— Слушай, Серега... А откуда у тебя такая редкая для русского человека фамилия — Мартов? — уже в столовой спросил Петя Каретников. — Не от тех Мартовых, ну... который... «левое крыло меньшевиков» и так далее? Или Мартов — твой псевдоним?
— Ты хочешь узнать — не еврей ли я? — ухмыльнулся Мартов.
— Да ну перестань!.. Как ты мог подумать?!
— Мартов действительно псевдоним. Только не мой, а того меньшевика, ярого противника Великой Октябрьской и «красного террора» — Юлия Осиповича Цедербаума. Это ты знал?
— Естественно! — Петя был хорошо образованным членом партии с интеллигентными предками.
— Ну конечно! Чего это я спрашиваю?.. — рассмеялся Мартов. — Так вот, помер он, бедняга, где то за бугром в двадцать третьем... А мы, Петро, Мартовы исконно-посконные. Дед по отцу — протоиерей был, настоятель храма в Рыбинске. За что его с колоколенки и спихнули в девятнадцатом. Мамочка покойная — ярославско-купеческих кровей... А у тебя какие-то претензии к иноверцам?
Петя тонко и почти искренне сыграл возмущение:
— Прекрати сейчас же! Да у меня почти половина друзей... Я, к примеру, в этом круизе познакомился с одним совершенно потрясающим мужиком — главный доктор судна Витя Раппопорт... Виктор Семенович. Двадцать лет плавает! Я ему вот просто завтра же позвоню! Он приедет — ты увидишь. Судно сейчас в Бремерхафене на ремонте, а он в Ленинграде мается. Рейса ждет... Мужик, каких поискать! — Тут Петя на мгновение забыл о своем радужном интернационализме и по запарке добавил: — Хоть и еврей.
* * *
Приезд в Репино «потрясающего мужика» доктора Вити Раппопорта сыграл серьезную роль в дальнейших событиях.
Накануне его визита Мартов смотался к заливу в ресторан, закупил бутылку «Столичной» с расплывшимся чернильным штампом на этикетке — «Ресторан „Волна“» и выпросил у знакомого шеф повара полстакана красной икры. Для представительства. Чтобы не ударить в грязь лицом перед главным врачом круизного лайнера.
— Я тебе буду что-то должен? — деловито спросил Петя, показывая на водку и граненый стакан с икрой. — Могу упасть в долю.
— Да Бог с тобой... — поморщился Мартов.
— Хорошо, — быстро согласился Каретников. — Тогда я немного финской колбаски притащу и баночку крабов. У вас в Союзе писателей продовольственные заказы дают?
— А хрен его знает... Наверно, дают.
— Почему же ты не получаешь? Ты же член...
— Член, член. Но во-первых, я один. Как говорится, «...ни любви, ни тоски, ни жалости — даже курского соловья...» А во-вторых, я же почти всегда здесь — в Репино, на всем готовом. На кой мне хрен за сто верст киселя хлебать?
— А в Союзе кинематографистов такие продуктовые заказы есть?
— Понятия не имею, — сказал Мартов. — Ты, Петя, давай вали на станцию, встречай своего доктора, а я схожу на кухню, попрошу девок приготовить чего-нибудь вкусненького...
* * *
С подачи уважаемого в широких деловых кругах человека — Петра Петровича Каретникова, водоплавающий доктор Виктор Раппопорт приготовился к знакомству с известным сухопутным киносценаристом Сергеем Мартовым самым серьезным образом.
Из старого, потертого и неподъемного докторского портфеля под нервный смешок Каретникова были извлечены почти фантастические по тому времени бутылка шотландского виски «Лонг Джон», бутылка английского джина «Бифитер», французский коньяк «Наполеон» и литровая емкость советской экспортной водки «Золотое кольцо».
К алкогольному параду прилагались два лимона и поразительная по своей красоте квадратная банка испанской консервированной ветчины. Последним и ударным номером в этом санта-клаусовском представлении была стеклянная баночка черной зернистой икры иранского происхождения!..
— О черт!.. — тихо проговорил Мартов, глядя на все эти роскошества. — А я тут со своим жалким пузырем «Столичной»...
— Так прекрасно же, Сергей Александрович! — радостно воскликнул доктор Раппопорт. — Все равно не хватит! Поверьте опыту.
И оказался прав.
* * *
... Трехдневный загул в Доме творчества проходил «под большое декольте»!
В комнате номер тридцать два накурено было так, что при полностью включенном освещении в туалет нужно было перемещаться на ощупь.
Время от времени безвылазная пьянка комнатного разлива перемежалась периодическими и нетвердыми походами к берегу Финского залива в ресторан «Волна», массовой закупкой «Столичной» с чернильными штемпелями на этикетках, душераздирающим хоровым исполнением старых песен типа «Гремя огнем, сверкая блеском стали...» и «От Москвы до Бреста нет такого места...», а также разными мелкими безумствами в виде попыток подледного плавания брассом в замерзшем заливе и настойчивыми телефонными призывами каких-то барышень быстрого употребления...
И замечательными рассказами Виктора Семеновича Раппопорта о морском житье-бытье, о дальних странах, об островах и штормах, о печальной и постыдной необходимости советских морячков торговать заграничным ширпотребовским барахлом — иначе не проживешь.
Об обязательных презентиках и взятках в Балтийском пароходстве... О стукачестве, возведенном в категорию доблести и служебного роста... О пустяковой и трусливой контрабанде судовой команды — от мала до велика... И о массовом воровстве ни черта не боящихся береговых флотских начальников.
... В конце третьих суток, когда тайфун загула явно пошел на убыль из-за полного отсутствия каких-либо денег и физических сил, Петя Каретников могучим волевым напором «потянул одеяло на себя». Он заявил, что сейчас подгонит свою машину и отвезет Виктора Семеновича Раппопорта в Ленинград к его постоянному и трезвому месту жительства. Сдаст Витю жене и снова вернется в Репино. Где уже без малейшей капли алкоголя, просто под столовский супчик, они спокойно обсудят возможности Сережи Мартова попасть в такой вот круиз для создания киносценария о работе нашего советского лайнера в чуждых ему капиталистических водах Мирового океана...
Раппопорт и Мартов переглянулись, не сообразили, о чем это так бодро вещает Петя, и только спросили — не боится ли видный ленинградский деятель Петр Васильевич Каретников садиться за руль после такой замечательной трехсуточной гомерической пьянки?
— Для меня — двухсуточной, — спокойно поправил их Петя. — Со второй половины вчерашнего дня я капли в рот не брал.
Мартов и Раппопорт вгляделись в Петю и поняли, что тот глаголет святую правду. В отличие от Виктора Семеновича и Сергея Александровича Петр Васильевич Каретников был чисто выбрит, свеж, бодр и весело напорист.