К Союзу писателей этот ресторан теперь (слава Богу!) не имел никакого отношения.

Когда-то, в советские времена, когда на «Мосфильме» снималась очередная картина по сценарию Мартова, он здесь бывал достаточно часто (хотя откровенно предпочитал уютный ресторан Дома кино) и отчетливо помнил роскошные облезлые и потрескавшиеся деревянные панели на стенах, затянутые клубами сине-серого сигаретного дыма; громкие, пьяные выяснения отношений братьев-литераторов — «Кто гениальней?..»; пожилых хамоватых и неопрятных официанток, которые служили при этой кормушке лет по двадцать и поэтому позволяли себе говорить завсегдатаям «ты» и нещадно их обсчитывать...

Сегодня это был один из лучших и, как теперь стало модно говорить, «пафосных и престижных» ресторанов страны. Старый, знакомый деревянный зал отреставрирован с отменным вкусом. Удобная элегантная мебель, еда — превосходная, обслуживание — на высочайшем уровне, цены — чтобы не пугать посетителей чудовищными рублевыми цифрами, не то в у.е., не то в долларах...

— Нам, Сергей Александрович, сейчас трудновато восстановить в памяти все то, что и как рассказывали тогда наши английские и немецкие партнеры... — сказал Лев Анатольевич Берман, с наслаждением уплетая крохотные пирожки с телячьими мозгами под добротный глоток «Русского стандарта».

— Вот поэтому-то я и предложил вам непосредственно повидаться с ними, — добавил Краско. — Еще рюмочку?

— С удовольствием, — ответил Мартов.

— Когда мы вас рекомендовали им, мы взяли из Интернета перечень ваших основных работ и... о, счастье! Один из наших англичан читал какую-то вашу книгу в английском, естественно, переводе...

— Оцените, Сергей Александрович! — рассмеялся Берман. — Чтение чего-либо не имеющего отношения к круизному бизнесу у наших партнеров, прямо скажем, не самая сильная сторона их жизни и деятельности...

— Что отнюдь не умаляет их деловых качеств, — тут же заметил Краско. — А наш немецкий партнер знает даже два ваших фильма, которые, оказывается, шли у них по телевидению.

— Господи! — удивленно воскликнул Берман. — Неужели он еще успевает включать телевизор?! Мне всегда казалось, что, кроме работы, он занят исключительно сменой личных секретарей и их непрерывным тестированием. Чтоб не сказать хуже...

Краско укоризненно посмотрел на излишне развеселившегося Бермана и сказал Мартову:

— Тем не менее и в Лондоне, и в Бремене вас ждут с искренним интересом. Кстати, как у вас с английским, Сергей Александрович?

— Спасибо, хреново, — ответил Мартов. — В смысле — почти никак.

— А с немецким?

— Пристойно.

— Уже неплохо, — улыбнулся Берман. — Юра, не откажи в любезности, передай мне солонку... Надо предупредить Лондон о хорошем переводчике.

— Не проблема. — Краско подал соль Берману и спросил у Мартова: — У вас, конечно, немецкий паспорт?

— Нет, конечно, — ответил Мартов. — Российский. Но у меня бессрочная шенгенская виза. И многократная американская...

— Это не имеет значения, Сергей Александрович, — мягко заметил Берман. — Англичане, со своей пресловутой пятисотлетней хартией вольности, тупо требуют собственное въездное визирование. Но это не должно вас волновать. Да, Юра? — улыбнулся Берман.

— Вне всяких сомнений, — четко подтвердил Краско. — Сколько вы еще собираетесь быть в Москве, Сергей Александрович?

Мартов оглядел почти пустынный зал ресторана, и его вдруг нестерпимо потянуло домой в Гамбург — к своей тахте, своим книжкам, любимым картинкам на стенах, фотографиям, безделушкам на стеллажах. К Эльке, наконец! Если она кем-нибудь уже не занята в эту неделю...

— Я хотел бы улететь завтра. Вы мне дали столько материала, что я должен срочно привести свои записи в порядок и покумекать над ними, — ответил Мартов.

— У вас паспорт с собой? — спросил Краско.

— Естественно.

Краско разлил остатки водки по рюмкам и сказал Берману:

— Левушка, забери у Сергея Александровича его паспорт и, пожалуйста, сделай так, чтобы Сергей Александрович завтра улетел в Гамбург уже с английской визой. На кой леший ему самому этим заниматься?

* * *

В Гамбурге Мартов в первый же вечер после прилета вызвонил свою почти постоянную барышню Эльку — Эльжбету Конвицку, гражданку Польши, временно и нелегально (уже четвертый год!) проживающую в Германии.

Тяжким трудом уборщицы богатых домов в аристократических районах Гамбурга, не брезгуя симпатичной и очень целенаправленной полупроституцией, умная, бережливая и упорная Элька зарабатывала здесь себе на философский факультет Варшавского университета и небольшой домик, который должен будет находиться от ее храма науки на расстоянии не более получаса езды на автомобиле.

На этот самый автомобиль — недорогой, подержанный, но крепенький «фольксваген-гольф» Элька уже заработала и теперь на любой призыв мобильного телефона выезжала на собственной машине.

У Мартова с Элькой все тоже когда-то началось с невинной весенней уборки и мытья окон. Двухкомнатная квартирка Мартова в блочном доме не могла идти ни в какое сравнение с богатыми особняками. Зато Мартов с удовольствием платил пани Эльке «за все» намного больше, чем прижимистые владельцы богатых особняков...

Кто три года тому назад порекомендовал ему эту ироничную, ладненькую и очень хорошенькую уборщицу-польку, Мартов сейчас и не припомнит. Тогда ей вообще было всего лишь лет семнадцать...

В три часа ночи Элька приподнялась на локте, уставилась на Мартова и на хорошем русском языке, с неистребимым польским акцентом, мягко проглатывая букву "л", томно проговорила:

— Наверное, в Москве тебя кормили только виагрой.

— Ты мне грубо льстишь, — рассмеялся Мартов.

— Не, взаправду!

— Наплевать, даже если не «взаправду»! Ты говори, говори...

Элька вылезла из постели, голая пошлепала на кухню. Вернулась оттуда с куском холодной пиццы и бутылкой сухого мартини.

— Будешь? — спросила она у Мартова.

Тот не ответил ей. Лежал, смотрел в низкий потолок.

Элька поставила тарелку с пиццей и бутылку на столик у тахты, наклонилась, заглянула Мартову в лицо и пощелкала пальцами перед его носом:

— Эй, ты где?

— Что?.. — Мартов судорожно вздохнул, посмотрел на Эльку.

— Я спрашиваю — где ты есть?

Мартов улыбнулся, тихо ответил:

— В море.

— В каком? — спросила практичная Элька.

Но тут Мартов уже совсем очнулся, облапил Эльку, опрокинул ее на себя и прошептал ей на ухо:

— Понятия не имею!

* * *

Неделю Мартов разбирался в своих московских диктофонных записях: перевел их в компьютер, а потом распечатал на принтере — с белого листа бумаги Сергей Александрович Мартов воспринимал любой текст значительно легче, чем с дисплея.