что-то насвистывая в свои забавные усы, вырезает из упавшей на землю ветви березы маленькое животное. Может быть опоссума? Или бельчонка?

Арди надеялся, что опоссума.

Бельчонок у него уже имелся. Стоял на полке над кроватью среди нескольких своих собратьев. Маленькой рыси по имени Шали с таким забавным, острым носиком. Компанию ей составлял медвежонок Гута. Чуть неуклюжий, всегда сонный и забывчивый, но из-за этого отнюдь не менее любимый друг мальчика. Третьим… ну, вернее — четвертым, в их дружной компании оказался, как раз таки, недавно найденный бельчонок Скасти.

Мальчик не очень ладил со Скасти.

Тот вечно что-то таскал с кухни. То печенье, то варенье, то еще какое угощенье. И вот как объяснить маме, что это не он — вовсе не Ардан Эгобар, шести лет отроду, метр тридцать шесть сантиметров в высоту, с розовыми щеками, черными волосами и янтарной радужкой глаз — не тот вор, что каждую ночь пробирается за угощением.

Во всем виноват Скасти!

Но сколько бы Арди не надувал по-детски пухлые щеки (так ему говорила мама — Арди. Не надувай свои пухлые щеки… Вообще—то ничего они не пухлые!), сколько бы не улыбался наивной улыбкой и невинно чесал затылок, но почему-то кроме дедушки никто не верил, что деревянная белка могла хоть что-то выкрасть.

Вредный Скасти.

Так что единственный ребенок на всю Алькаду — Арди, очень сильно надеялся, что дедушка выточит опоссума. Ну или котенка барса. Он порой видел их. Не котят, разумеется. Взрослых барсов. Для этого всего-то требовалось отправиться вверх по реке, к северной роще. И, естественно, постараться, чтобы никто не заметил небольшого приключения.

Родители строго настрого запрещали Арди покидать их сторону горы. Они говорили что-то о звериных тропах, о договоре со смотрителями и прочие, малопонятные слова.

Просто почему, если Шали, Гута и даже вредный Скасти никогда не делали ничего плохого для своего двуногого друга (не считая украденного печенья, будь неладен этот бельчонок), то с какой стати остальные звери должны поступать как-то иначе?

Так вот.

Поднявшись вверх по реке, до северной рощи. Затем пробравшись через поваленный старым ураганом ельник, а за ним, короткими пробежками через несколько опушек, то можно оказаться на Ястребином Утесе.

Почему Ястребином?

Так его называл Арди. Он любил давать всему имена. Мама говорила, что это потому, что мальчика раздражало, что за всю свою жизнь он знал всего четыре имени — свое, мамино, отца и дедушки, хотя… это, наверное, нельзя было назвать именем. Ведь его все и всегда называли просто — «дедушка».

И вот на этом самом Ястребином Утесе, спрятавшись за камнем — Попа Прыщавого Огра, при хорошей погоде, благословении горных богов и немыслимой удачи, по ту сторону ущелья можно увидеть высокие пики Алькады. Их дикие леса, быстрые реки, величавые озера и бесконечные каменные волны, уходящие вплоть до самого горизонта. И там, иногда, мальчику удавалось понаблюдать за барсами — королями горных пиков.

— Захвати с собой горсть?

Арди вздрогнул и не сразу понял, что это именно голос дедушки выдернул его из воспоминаний о стародавнем приключении. Ведь с последней эспд… эксе… э-к-с-п-е-д-и-ц-и-и прошло уже почти три дня! Огромный срок! Арди даже казалось, что ему лет было меньше, чем сейчас. Хотя, скорее всего, это как-то связано с тем, что вчера у него случился день рождения.

Мама испекла его любимый ежевичный пирог. А еще…

— Ну как оно там?

— Что… где?

— В облаках.

Арди посмотрел на небо. Может с его дедушкой что-то не так? Сегодня на небе ни облачка. Да и дождь, если верить Скасти, придет с западных склонов только к вечеру третьего дня. Не то чтобы мальчик доверял этому пронырливому бельчонку, но тот еще никогда не ошибался с погодой.

— Ну так что? Я дождусь сегодня своей порции ежевики? — не оборачиваясь, будучи, казалось бы, полностью поглощенным своим делом, спросил дедушка. — Или ты решил слопать весь куст?

— И ничего я не решил, — насупился мальчик, но очередную горсть, все же, в рот не закинул.

Он убрал её в карман своей простенькой куртки. Её сшила мама. Как, собственно, и его серые штаны; связала шапку с забавным узором в виде двух оленей, рубашку с пятнами как у енотов (их ошибочно принимают за полоски, но это не так!), да и вообще — всю одежду, что носила их семья, делала именно мама. Кроме ботинок. Их приносил папа. Откуда-то из по-сел-ка. Что это за место — Арди не знал.

Но очень надеялся, что однажды там побывает.

Отец обещал.

— Ар…

— Да-да! — перебил мальчик, после чего, спотыкаясь, покинул свое убежище и добежал до дедушки.

Он с гордостью, немного оцарапанный, слегка испачкавшийся, протянул горсть черных ягод. Дедушка окинул бедолагу взглядом странных глаз.

В детстве Арди часто их сторонился. Но теперь он уже совсем взрослый и его не пугали ни желтый цвет, ни зрачки веретена, ни слишком острые и длинные клыки во рту деда.

Сдвинув кустистые брови, дедушка сделал вид, что нахмурился. Глубокие морщины на его высоком лбу сгрудились складками измятой простыни; седые, редкие волосы упали на хрупкие плечи, а из-под покрытой несколькими шрамами верхней губы показались те самые клыки.

— Разве мать не учила тебя, засранец, что старших перебивать нельзя?

— Дедушка, я ведь уже не маленький, — насупился мальчик. — А еще… что значит — засранец?

Дедушка икнул, а его лицо мгновенно приобрело прежний, добродушный вид. Отложив нож, он заозирался по сторонам, словно опасаясь, что в любой момент мама Арди может выскочить с кухни, вооруженная скалкой и половой тряпкой. Порой именно так она встречала отца, когда тот задерживался по ту сторону ущелья.

— Спросишь у своего от… — дедушка осекся и, вздохнув, взъерошил волосы на голове парнишки. — Он обещал успеть к празднику?

Арди кивнул. Чуть опустив голову, он перебирал пальцами стружку, оставшуюся после работы дедушки. Маленькая и колючая.

Рука дедушки сместилась с головы на плечо Арди и притянула его поближе. Дедушка всегда напоминал Арди старый дуб. Наверное, когда-то тот был могуч и широк, но сейчас, после многих бурь, лесных пожаров, жуков древоедов он стал сухим и ветхим.

И все же, рядом с ним, ощущалось что-то такое… как если в непогожий день, когда косой ливень так и норовит забраться за шиворот, а хлесткий ветер постоянно режет щеки, вдруг оказаться в теплом месте, где вкусно пахнет