Еще Марля полюбила приходить на конюшню к жеребцам-производителям. На конюшне у них было очень просторно, чисто и красиво. Даже картины – портреты известных жеребцов конного завода – висели по стенам. У каждого постояльца была своя большая «комната» – денник. В деннике – всегда душистое сено.

Жеребцы были особенно красивыми. Большие, казалось, сплошь состоящие из мышц, покрытых короткой гладкой шерстью. Но в отличие от спортивных лошадей, к ним не разрешали подходить, ими можно было только любоваться через решетки денников.

– Знаешь, сколько стоит каждый из них? – как-то спросила ее Надя.

– Нет.

– Миллион долларов! Считай: один миллион долларов, второй миллион долларов, третий миллион долларов… – Надя шла по конюшне и осторожно гладила высунувшиеся между прутьями решеток денников теплые лошадиные носы.

– Правда? – удивилась Марля. – Они такие дорогие?

– Правда. А в девяностых годах одного из них продали в Америку за полтора миллиона, – похвасталась Надя, как будто лошади были ее собственностью, и добавила: – Чтобы вывести чистокровную лошадь за границу, нужно получить разрешение правительства. Лошади такого класса – достояние страны. Это как, знаешь, картины и старинные иконы нельзя вывозить, так и лошадей. Только если разрешат. Если смогут доказать, что это целесообразно.

– В смысле? – не поняла Марля.

– В том смысле, что… Ну… – Но тут Надины познания в коневодстве закончились, и внятно она больше ничего объяснить не смогла. – Нельзя их вывозить и точка.

Марля же еще раз внимательно посмотрела на жеребцов – кто-то из них дремал стоя, кто-то жевал сено, кто-то увлеченно чесался о стенку: разве подумаешь, что они такие дорогие?

– Знаешь, у меня как-то Нина, моя подруга в Питере, спросила, что бы я сделала с миллионом долларов? Я тогда растерялась и ничего не ответила. А сейчас я точно знаю, что я бы его обняла.

– Сегодня идем в табун кадрить студентов! – торжественно провозгласила Надя.

Рано утром, пока не наступила жара, они сидели на вишнях – Надя на одной, Марля на соседней – и собирали по просьбе бабы Аглаи ягоды. Правда, собирали пока все больше в рот, чем в ведра.

– Да? – растерялась Марля. – Прямо сегодня?

– А что откладывать? Быка надо брать за рога. Думаешь, мы тут одни такие? Видела, сколько девок в поселке? А это дело такое: кто успел, тот и съел. Ты, кстати, много вишни не ешь, а то потом на горшке сидеть будешь. Я-то че? Я привычная. А ты точно… – И Надя подробно обрисовала все перспективы переедания вишни.

– Но ведь вкусно же…

До этой поездки Марля, конечно, ела вишню – раз в год, в сезон, родители покупали дежурный килограмм, и ей доставалось немного. Но те ягоды всегда оказывались кислыми. А эти… А эти были фантастически сладкими, ароматными, крупными и вкусными. Класть их в ведро рука не поднималась. В рот! И только в рот.

– Ну, смотри, а то я одна пойду студентов кадрить, – пригрозила Надя.

А Марля задумалась. Хотела ли она идти кадрить Федьку с Петькой, которых даже не видела? Ведь она понятия не имела, как это делается. А главное – нужно ли ей это. Хотела найти себе парня Марля или нет, она не знала. Все девчонки в их классе, конечно, только и мечтали о свиданиях. Говорили о любви, красились, носили джинсы в обтяжку и короткие юбки, ходили на дискотеки. Но она, Марля, не участвовала в этом. То ли боялась, то ли стеснялась… Точнее, и то и другое.

Когда она смотрелась в зеркало, то видела в нем ничем не примечательную девчонку, тощую, с мышиного цвета волосами по плечи. Девчонку ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКОГО РОСТА. Каждый день Марля подходила к дверному косяку в своей комнате и аккуратно чертила на нем черточку над своей головой. Но черта каждый раз попадала ровно-ровно в предыдущую отметку. Один метр пятьдесят сантиметров. И ни миллиметром больше.

«Человек растет до двадцати пяти лет, ты еще успеешь вырасти», – успокаивала ее мама. Но мама сама была в лучшем случае метр пятьдесят три, а потому, как бы ни хотела Марля поверить в ее слова, но у нее ничего не получалось.

«Я карлик, – иногда сама себе грустно говорила Марля, – и пора уже с этим смириться». Но маленький рост вкупе с весом, едва дотягивавшим до сорока килограммов, не оставляли ей никаких шансов. «Девочка, ты заблудилась? Младшие классы на первом этаже», – постоянно слышала она от учителей в школе. А одежду и обувь ей приходилось покупать в детских отделах супермаркетов. Какие уж тут мальчики…

«Где твоя талия? Она у тебя от подмышек и до коленок. И вот что на тебя можно надеть?» – выдала как-то Нина, которой однажды не с кем было пойти на дискотеку, и она попыталась пристроить себе в компаньонки Марлю. Талии у Марли действительно не было. Как не было ни груди, ни бедер – ничего из того, что уже класса с восьмого старательно оголяли другие девчонки. Марля тогда еще попыталась взять себя в руки, влезть в какую-нибудь Нинкину мини-юбку и пойти на дискотеку, но на входе услышала все то же: «Девочка, ты заблудилась?» – едва не расплакалась и ушла.

«Ничего, ничего не может быть чудовищнее, чем быть девчонкой маленького роста и выглядеть при этом в лучшем случае лет на десять!» – поняла тогда Марля. И поставила на мальчиках, дискотеках, отношениях, большой любви и вообще на всей своей жизни жирный крест. И вот теперь ее троюродная сестра Надя Карнаухова как ни в чем не бывало звала ее идти и кадрить каких-то студентов, которые как пить дать окажутся на голову выше Марли, спросят: «Девочка, тебе лет-то сколько?» – и посмеются над ней. Ведь разве может какой-нибудь парень обратить на нее внимание? Конечно, нет. Нет, нет и нет. Тем более здесь, на Кубани, где все были выше ее, крупнее и выглядели старше.

Марля пошла в школу поздно, а потому, несмотря на то что Надя перешла в одиннадцатый, а она всего лишь в десятый, им обеим было по шестнадцать. По паспорту. А на вид троюродная сестра выглядела года на три старше, если не больше – выше Марли, с настоящей женской фигурой, румянцем на щеках, длинными густыми каштановыми в рыжину волосами до талии. Да и все здесь в поселке выглядели старше Марли. Двенадцатилетние – как пятнадцатилетние, пятнадцатилетние – как восемнадцатилетние, а двадцатилетние девушки все уже были замужем и смотрелись настоящими тетями. На общем фоне Марля выглядела десятилетним заморышем без единой капли женственности.

– Может, ты правда без меня сходишь? – робко предложила она.

– Что?! – Надя даже чуть с дерева не сверзилась от возмущения. – Как это без тебя?! Ты же моя подруга! Ты же еще ни с кем не целовалась! Ты что, собралась все лето профукать? Летом должны быть приключения. И большая любовь!

– А вдруг я им не понравлюсь?..

– Как это не понравишься? Я тебя накрашу. И свою супермини тебе дам. И вообще, я из тебя человека сделаю. А то ты ведешь себя как деревня какая-то. Сгорбится вечно. И так груди нет, так она еще и горбится! И смотрит под ноги. А надо как? Нос кверху, грудь вперед, хвост пистолетом. И все парни наши.