Кожа покрылась мурашками. «Интересно, – бегали мысли, – это от мерзкого холода или оттого, что придётся с папой говорить». Я плюхнулась на диван, запрокинула голову на изголовье и закрыла глаза.

– Который час?

– Двадцать один пятнадцать, – отчеканили умные часы.

Я пообещала сестре, что приеду в гости. Надо было позвонить отцу и попросить разрешения. Но даже от одной мысли, что придётся с ним говорить, желудок делал кульбит. Папа меня ненавидел всем сердцем. Ещё бы! Бестолковая, непутёвая. Не дочь, а «мечта».

– Ладно, соберись, Юнона. Это просто звонок. Возьми и позвони.

Ватными пальцами набрала номер. Гудок. Ещё гудок.

– Алло, – сказал твёрдый мужской голос.

– Привет, папа.

Тяжёлый вздох. Секундная пауза.

– Привет, Юна.

Я зажмурилась и от напряжения сжала пальцами виски.

– Папа, мы хотим встретиться с Агатой. На улицу ты её не пускаешь, поэтому она пригласила меня в гости, – тараторила я. – Можно мне приехать?

Отец молчал несколько секунд.

– Да, приезжай. Я не против, – наконец, ответил он.

Снова пауза. Нужно было задать ещё один важный вопрос. Ладони покрылись холодным потом.

– Агги хочет, чтобы я осталась с ночёвкой.

– А ты сама-то этого хочешь?

Я сделала глубокий вдох.

– Да.

– Приезжай. Я куплю мяса, приготовите ужин. Ты же, наверняка, одной карамелью питаешься.

Губы сжались в немом протесте, но я сдержалась и лишь поблагодарила:

– Спасибо, пап.

Он положил трубку, не попрощавшись. На душе стало легче. Я снова разблокировала телефон и быстро набрала:

«Привет, Агги, – подумав секунду, добавила смайлик. – Папа разрешил встретиться».

Ответ прилетел молниеносно:

«Ура! Я очень рада! Но… Ещё раз так меня назовёшь, Юни, тебе не поздоровится. И ты что, поставила смайл? Это старомодно!»

Я поморщилась и отправила вопросительный знак. Агата снова ответила быстро:

«Не злись. С нетерпением жду встречи!»

«Договорились. До встречи, Агги».

Секунда молчания и телефон пиликнул:

«Тебе точно завтра крышка, Юни», – и следом злой смайл.

Я хохотнула и расслабилась. Осталось только морально настроиться на поездку в родной дом, где прошли худшие годы моей жизни.

Остаток вечера я провела, пялясь в соцсети. На глаза попалась статья новостного блога «Свет в тоннеле».

– Азме Навик, – прочитала я вслух имя автора и хмыкнула, – надеюсь, это псевдоним. Иначе не завидую.

Статья носила громкий заголовок «Спичка становится пламенем. Пропавшие дети – конец глобализму?». Я закатила глаза. Да, дети пропали. Это страшно. Да, люди вышли протестовать. Но это капля в море. Всем остальным плевать. А журналисты уже раздували из мухи слона.

От нечего делать я всё же решила дочитать статью.

«Родные пропавших детей не стали мириться с бездействием власти. Который день они собираются у Полицейского департамента и скандируют лозунги, граничащие с сепаратистскими. Многие находят очевидную связь между засидевшейся властью и отвратительными методами полиции.

Если вам не безразлична судьба детей, поддержите митинги. Каждый день с восьми утра».

– Ну и чушь… – сказала я себе под нос и закатила глаза.

Надеюсь, Азме Навик понимает, что творит. Большинству, конечно, плевать на маленький новостной блог. Но такие высказывания опасны.

Умные часы сообщили, что уже за полночь. Я отбросила планшет на пол и решила, что пора бы ложиться спать.

Но сон не шёл. Я прислушалась: за окном, наконец, перестал выть ветер. Казалось бы, радуйся. Но с непривычки эта могильная тишина не давала мне уснуть.

«Кого ты обманываешь, девочка, – шептал ядовитый голос в голове, – кусочек карамели, и будешь спать, словно младенец».

Я тряхнула головой и перевернулась на другой бок. На ладонях выступил холодный пот. Дыхание стало сбивчивым. Я судорожно ловила ртом воздух, отчаянно пытаясь успокоиться. Это было бесполезно. Сердце билось, словно норовило выскочить из груди. Выдохнув, села на диван. Без дозы заснуть не выйдет. Я это знала наверняка. Неровной походкой ноги понесли меня в ванную. Бледный свет от старой лампочки окрасил лицо в не здоровый серый цвет. В зеркале на меня смотрела не яркая живая Юнона, а уставшая девчонка с мешками от недосыпа и синюшными губами. Я провела рукой по растрёпанным коротким волосам. Чёрный цвет был мне совсем не к лицу.

«Ты с таким родилась, забыла? Денег на краску нет, – продолжал плеваться ядом внутренний голос. – То ли дело Агата. Помнишь, как в детстве ты ей волосы отчекрыжила во сне? От зависти. Только посмотри на себя. Не поменялась, только скатилась на самое дно».

– Заткнись, – тихо сказала я и вцепилась в лицо.

В полумраке зеркального отражения чёрные татуировки на правой руке, обвивавшие её лозами, цветами и листьями от кисти до плеча, превратились в грязное месиво. Но на самом деле темнота была не виновата. Просто у меня не выходило сфокусироваться, а в глазах двоилось.

Дрожащая рука открыла вентиль крана. Я подставила ладони и окунула лицо в воду. Легче не становилось.

Я зажмурилась и постаралась не обращать внимания на подкатывающий к горлу ком. Хотелось рыдать от отчаяния и жгучего желания съесть кусок проклятой карамели.

«Сделай это. Станет легче».

– Ладно… Ладно, – ответила я внутреннему голосу. – Сегодня последний раз.

На кухне в шкафчике лежало то, что мне так отчаянно нужно. Капли воды скатывались на пол вместе со слезами. Казалось, что из холодного полумрака пустой квартиры на меня смотрят сотни глаз. Я боялась отрывать взгляд от пола. Вдруг действительно наткнусь на чей-то осуждающий взор? А по правде, страшиться нужно было только саму себя. Я потянулась на цыпочках к облезшей полке, достала кастрюлю, которой уже кучу времени никто не пользовался по назначению, и выудила оттуда заветный пакетик с маленькими прозрачными кусочками, похожими на оранжевый лёд.

«Открыть, достать, положить под язык».

Горьковато-сладкая ледышка быстро растворилась. Утирая кулаком слёзы, я направилась в постель. Там мне снова стало уютно и хорошо. Через каких-то пятнадцать минут я забылась спокойным сном. Как и обещал внутренний голос.

Сегодня непривычно тепло. Светло-голубое небо, солнце немного растопило залежалый снег. В груди кольнуло. Я вспоминаю эти огромные сосны, достающие до небес. Сколько уже мне не доводилось здесь бывать?.. За ними с левой стороны возвышается гора, внушающая ужас и благоговение. Город остался далеко позади. Несколько метров вглубь чащи, и вот оно – наше дерево. Стараясь не вступать в лужи подтаявшего снега, дохожу до сосны и нежно провожу рукой.