– Сенечка…

– Сентябрина! И еще одно слово, и вилка окажется у тебя в руке.

Град вопросов о моем продолжительном отдыхе отвлекли меня от мыслей о непутевом Ромке и его выходках. Хотя, немного расстроенная, я играла без огонька, без задора. Отвечала на вопросы и даже в подробности не вдавалась. И всеми силами старалась не смотреть в глаза отцу. Уверена, он и так уже все знает. Знает, но молчит. И продолжит молчать. Игра у нас такая: кто кого перемолчит, и игра эта далековато зашла.

Раньше меня все устраивало, но в последнее время… папа начал расстраивать. Даже не так: я начала чувствовать вину, хотя раньше за мной подобных глупостей не водилось. А теперь в душе что-то саднило. Ожидания, которых я пока не оправдала, или вот это бесконечное молчание, как сигнал о готовности мириться с моими выходками вечно и убирать за мной же грязь. В надежде, что когда-нибудь глупая Сентябрина сможет исправиться и все понять. И лучше бы отец орал на меня за каждую историю, в которую я влипала (а их ох как много случалось), лучше бы грозил лишением наследства и привилегий, чем вот так вот. Потому что скоро наступит момент, когда я не смогу сидеть перед ним и с улыбкой нести чушь. Наступит момент, когда я стану другой.

Но пока я держалась и продолжала нашу игру.

Оказалось, дома немало новостей. Об одной из них шепотом поведал Марк, когда я отметила, что за столом кого-то не хватает. Вроде и людей много, но все равно что-то не то.

– Ты так пытаешься вызнать, где Макар пропадает? – хмыкнул брат. – Так он уехал неделю назад по делам. Вроде в понедельник должен прилететь обратно.

– Прилететь?

– Так точно, сестричка.

Видимо, сегодня меня хорошими новостями радовать никто не собирается. Как будто сговорились все, честное слово. Мало мне этой Рыжей жилички, так еще гадай теперь, что там с Макаром не так и куда он улетел. По приказу отца, разумеется. Как показало время, блондин исполнитель хороший, верный. Как пес. И что он в этот раз вынюхивает, спрашивается?

Задач становилось все больше и больше. И мы еще даже до десерта не добрались!

В остальном семейный ужин проходил вполне обыденно. Родители поздравили Марта первыми, объявили, что безмерно им гордятся. Звучало впечатляюще, особенно от отца. Братец от услышанного даже прослезился и молчал целях пятнадцать минут. Мама, отреагировав на его слезы, разрыдалась в голос, бормоча, какими взрослыми стали ее дети. Чувствительная актерская натура, что ж поделать. Я бы тоже поплакала, но мне еще войну воевать, а это дело такое… лучше не отвлекаться.

Когда поздравления наконец закончились, мои рассказы о прелестях горнолыжного отдыха иссякли, а папуля начал приставать к несчастному мужу Оксаны с занудными рассуждениями о политике, громыхнула входная дверь и по коридору раздались тяжелые шаги. Где-то с полчаса назад я собиралась перейти на сухой мартини с водкой и сейчас очень жалела, что не опрокинула пару бокалов. Или пару бутылок. Хотя Март прав, напиться до бесчувствия у меня еще ни разу не получилось. Наверняка во всем виноваты чертовы бабкины гены: по ее рассказам, она могла перепить любого, глазом не моргнув. Суперспособность, которая сейчас совсем некстати.

Андрей Вишневский собственной персоной, он даже в гостиной появиться не успел, а я уже представила, как мерзко он ухмыляется. Но ничего, когда-нибудь мы его этой вечной улыбочки лишим, пожалеет, что вытащил меня из того притона живой и невредимой. Мне очень хочется, чтобы он пожалел. Оказалось, быть спасенной очень неприятно.

– Добрый вечер! – оповестил Вишневский о своем прибытии.

Мама тут же вскочила и бросилась приветствовать очередного гостя. Его сегодня не ждали – я поняла это по реакции домашних. Папа приобнял Андрея, точно сына родного и похлопал по плечу. Мама всплакнула на вражеском плече. Март обнялся с другом. Удивительно, как быстро Вишневский проник в мою семью, и при этом Ромка до сих пор не вхож в наш узкий круг, ему тут не рады. Это еще одна причина недолюбливать врага, ведь моей семьей он ценится превыше моего единственного друга.

Выглядел Андрей как всегда отлично: очень высокий и длинноногий, ростом здесь он мог тягаться лишь с моим гигантским братом. Немного отросшие густые волосы он стал опять зачесывать назад. Его немного простоватое раньше лицо теперь украшали два выдающихся шрама, оба с правой стороны: один рассекал бровь ровно посередине, как бы приподнимая ее наверх; другой – точно так же приподнимал губу. Лицо стало ассиметричным, и теперь уж точно никому в голову не придет назвать его простым. Ну и, само собой, улыбка: демонстрировать ее этот гад всегда умел. В его улыбке не было ни капли добродушия, Вишневский улыбался как чудовище из сказки. Страшно, но как бы и можно преподнести себя ему на ужин – почему нет? Вот такая она, улыбка Вишневского.

Отношения наши были запутанными сколько я себя помню, а сейчас и вовсе представляли собой клубок из крепко связанных морских узлов. Если опустить детали, то на данный момент дела обстояли примерно следующим образом: восемь лет назад все его семейство погибло при загадочных обстоятельствах. То есть, тогда они загадочными не казались: здание рухнуло, похоронив под собой всех, кто там присутствовал. За долгие годы эту историю благополучно забыли, но вот незадача: якобы погибший сынок восстал из мертвых. Где он был все эти годы – загадка похлеще Ронгоронго, как выжил – тоже большой вопрос. Ясно одно: говорить об этом он не желает и по большей части врет. И вряд ли его вранье сулит что-то хорошее моей семье, которая с таким удовольствием его приняла. Опрометчиво получилось.

А я недавно решила, что пора поставить точку. Вывести Андрея на чистую воду придется мне, и я уже начала действовать. Слетала в Европу, например. И теперь, после возвращения, каждый мой день будет посвящен тайне Вишневского, пусть и некоторые подробности могут сильно разочаровать.

Мама тем временем усадила «Андрюшку» напротив меня, не переставая наглаживать его плечо. Надеюсь, это она так руки вытирает, честное слово. Вишневский поцеловал мамину руку, видимо намекая, что нагладила она его достаточно, мама успокоилась и вернулась на свое место. А Вишневский, наконец, одарил взглядом меня. Смотреть он умел так, что более впечатлительные граждане на моем месте могли и в обморок грохнуться или заработать сердечный приступ. К счастью, я девушка натренированная, у меня такой же глазастый в близких родственниках ходит, каждую неделю на него смотрю. Я улыбнулась широко и ядовито, подняла бокал и сделала приличный глоток мартини. Подумав, глотнула еще пару раз.

– Как дела? – спросил он, все так же глядя на меня.

– Плохо.

– Почему?

– Самолет Сентябрины задержали, вот она и переживает, – пояснила мамуля.

– Переживаю я, потому что Ромка не смог меня встретить, хотя задержка рейса тоже неприятной получилась, – поправила я все с той же улыбкой. Вишневский Ромку не жаловал, считал его простоватым и чуть ли не уголовником, но это не главная причина этой самой нелюбви. Как говорится, нет ничего хуже ущемленного самолюбия, а у парня вроде Вишневского самолюбие размером с планету. Почти такое же большое, как у меня.