примеру великого Петра на токарном станке. А что вам нужна чернильница, Пётр Христианович? Я пришлю.

– Премного благодарен, Ваше Императорское Величество, с удовольствием буду писать стихи, макая перо в изготовленную вашими золотыми ручками чернильницу, но … Нет, не осмелюсь предложить …

– Да, говорите же, граф, – стукнула Мария Фёдоровна его по руке веером, выражая монаршее нетерпение.

– Я слышал о переполненных сиротских домах в столице и Москве, Ваше …

– Мария Фёдоровна, оставим официоз, Пётр Христианович.

– Как прикажете, Мария Фёдоровна. Я подумал, а что если на таком вот мероприятии организовать аукцион ваших работ, может, ещё кто из дам света, из фрейлин, вышивает красиво или рисует, и на эти вырученные деньги построить два закрытых учебных заведения. Для девочек – институт благородных девиц, где девочек, а потом и девушек будут учить наукам лучшие учителя из Европы, не только домоводству и языкам, но и химии, медицине, даже физике и математике. Утрём нос всей Европе. А мальчиков будут военные учить на очень образованных офицеров. Назовём это заведение Суворовским училищем. И там тоже будет и медицина и физика с химией преподаваться и главное – математика, столь нужная артиллеристам и мореходам наука. И у нас будет меньше сирот и больше очень хороших офицеров. Стойте, сейчас подумал! А может – два училища, одно Суворовское, для будущих пехотных офицеров, а второе назвать в честь нашего знаменитого адмирала Василия Яковлевича Чичагова, и его же и поставить им руководить. Нечего ему на печи лежать. Пусть детям и юношеству свой опыт и знания передаёт. Имея перед глазами каждый день такого героя и сам тянуться к подвигам будешь.

А чтобы деньги не брать в дальнейшем из государственной казны на эти училища нужно создать фонд благотворительный имени Государыни Императрицы Марии Фёдоровны и проводить и дальше благотворительные аукционы и лотереи. Билеты прямо настоящие, как ассигнации, печатать на Монетном дворе. Розыгрыш призов раз в месяц. Две трети собранных денег на училища эти и приюты, а треть на призы. И призы ведь тоже могут быть из картин и вышивок ваших подопечных из благотворительного фонда, можно и табакерки с вашим портретом. С портретом Александра Павловича.

Мария Фёдоровна изобразила на челе задумчивость. Ничего особо нового граф не предлагал, ну, разве что эти училища полувоенные, но вот всё вместе, стройную систему, вполне себе продуманную.

– А если не захотят покупать билеты эти? – Погрозила Государыня пальцем в сторону заполненного гостями зала.

– А если не будут брать – отключим газ.

– Что вы сказали, граф? Газ? – вот ведь блин. Но прямо сорвалось само.

– А если не будут брать, то не будем приглашать на бал. Прямо смотря в глаза так и скажете, хотите быть приглашены – подумайте о сиротках.

– Пётр Христианович, вы можете завтра на обед подойти ко мне в Зимний дворец. Обсудим все более подробно, может, даже план накидаем этого грандиозного прожекта.

– Знаете, Мария Фёдоровна… – Брехт замялся.

– Не хотите со мной увидеться? – отстранилась вдовствующая императрица.

– Что вы, Ваше Императорское Величество, просто ваш сын и мой Император вернул мне генеральское звание и вновь назначил шефом Мариупольского гусарского полка, и попросил быстрее отбыть к ним и навести там порядок и ещё помочь цесаревичу Константину в организации торжеств коронационных.

– Наш Ангел велел, а я его уговорю оставить вас, Пётр Христианович, ненадолго в столице. Костенька там без вас неделю другую обойдётся.

– Наш ангел?

– Это детское семейное прозвище Александэра. – Улыбнулась такой светлой – материнской улыбкой Мария Фёдоровна, и в то же время грустной. Конечно, Екатерина чуть не в первый день ещё не отмытого младенца к себе забрала от матери. Государя воспитывать. А потом и вскоре родившегося Константина. Не успела Мария Фёдоровна с ними материнским теплом поделиться.

Точно, до самого последнего императора останется в царской семье эта традиция давать детям прозвища домашние. А что императоры не люди? У всех же в детстве были прозвища.

Когда императоры повзрослеют и отметятся делами, им уже народ заслуженные прозвища давать будет. Вон того милого мальчика Ники обзовут «Палкиным». Александру Первому титул «Благословенного» преподнесёт Сенат в 1814 году, за спасение Отечества от наполеоновского нашествия. И народ этот титул примет.

Одно интересное прозвище будет и у последнего русского императора Николая II. Обзовёт его придворная камарилья «Ананасом». Возникновение этого необычного прозвища связано с тем, что в своих речах Николай часто использовал сочетание слов:

«А на Нас выпало…»

«А на Нас свалилось…»

«А на Нас легло бремя…»

Глава 2

Событие третье

Цветут, жужжат и чудно пахнут

Весной поляны и лужки,

И графоманы и поэты

Слагают о любви стишки

Алиса Патрикеевна

Ивашки с Сёмой Тугоухим добрались до Санкт-Петербурга через два дня после графа. Путешествовали неспешно, не загоняя коней, на дормезе. Для Семёна успели вышивальщицы смастерить – построить фрак хороший, с камзолом, понятно, и он изображал из себя барина бохатого (дормез-то княжеский). Бохатого, но неразговорчивого. Французского дезертир не знает. Приехали и подкатили к дому на Миллионной, куда Пётр Христианович опять заселился. Валериана Зубова в Питере не было, он уехал в Москву, помогать Константину, готовить Первопрестольную к коронации.

После приёма в Зимнем дворце прошло уже два дня, а ни от вдовствующей императрицы, ни от Александра вызова или приглашения не поступало. Пётр отправил Ваньку младшего следить за одним местом в Петербурге, а сам прошёлся по петербургским ювелирным магазинам. По дороге зашёл по сообщённому Беннигсеном адресу. Нужно было подкрепить свою идею по внедрению в войска новой тактики хоть парой бумаг, написанных авторитетом.

На Крюковом канале стоял длинный двухэтажный дом с двумя сиротливыми балкончиками. Номеров для домов ещё не придумали, но дом не спутать, точно его Леонтий Леонтьевич описал. Дом принадлежал некоему Дмитрию Ивановичу Хвостову, которому посчастливилось жениться на княжне Аграфене Ивановне Горчаковой – дочери генерал-поручика Горчакова и любимой племяннице Суворова. Хвостов сейчас был супер-пупер какой шишкой. Не много не мало, а обер-прокурор Святейшего Правительствующего Синода. Это не главный по тарелочкам, но это человек, который имел непосредственный доступ к императору и являлся связующим звеном между Синодом и монархом. Если что, то через век именно таким «Обер-прокурором» станет Победоносцев.

Дмитрий Иванович, кроме всего прочего был ещё и поэтом – графоманом, правда, в те годы слово «графоман» ещё не употреблялось, назывался более красивый термин – метроман.

Кроме разруливания склок среди монахов Дмитрий Иванович был ещё и поэтом. Написал множество стихов, перевёл на