губы. На мне были тонкие туфли, почти тапочки. Стоять на дощатом полу было холодно.

Но как только эта мысль оформилась — раздался топот ног.

— Вот, господа-жандармы! Погубила девка-ведьма барина, как есть! Из мещанок она-с, — угодливо юлил перед тремя бравыми бородатыми господами в синих мундирах лакей.

Мужик в тулупе что-то мямлил, и только Глафира — здешняя прислуга, как я поняла, пыталась вступиться:

— Господин барин до девок охочь, не первую сюды приводит обманом! — Уперла руки в боки.

Кажется, она собиралась сказать что-то ещё. Может, она и говорила. Только у меня резко закружилась голова. В теле вдруг возникла лёгкость и слабость, я поняла, что куда-то лечу, вокруг мелькают перья, грозит мне лапой избушка на курьих ножках, в небесах колышется Зимний дворец…

И мир смыкается, сворачивается, сжимается, швыряя во тьму, где сияют на самом дне золотые глаза.

Теперь даже не оправдаешься. Интересно, а домовёнок Кузя здесь тоже водится? — Мелькает последняя дурацкая мысль.

* * *

Пришла я в себя совершенно в другом месте. Меня мутило и лихорадило. Голова была тяжёлой. Всё, что я помнила, как попыталась сделать шаг навстречу жандармам. Хотела… Чего? Оправдаться? Просить защиты? и…

Почему так темно? Я проморгалась.

Что-то тихо звякнуло совсем рядом. Медленно я опустила голову вниз. На моей руке тускло блестел толстый наручник. Цепь уходила в темноту. Где-то послышался крик. Совсем рядом. Бормотание. Ругань.

Снова вопль, от которого я чуть не поседела. Ругали какую-то банду оборотней.

Едва осознавая, что делаю, я приподнялась и с трудом встала. Тусклый свет откуда-то со стороны озарил темную крохотную каморку с деревянной лежанкой и стопкой непонятных тряпок. Толстые плотные прутья перегораживали выход.

Они были везде. И напротив меня — несколько узких маленьких камер, а потом большая, полная народу. И далеко не весь этот «народ» походил на людей. А финалом моей веселой новогодней истории стал призрак — прозрачный невзрачный мужичок в темном кафтане. Его голова парила слегка отдельно от тела.

И ко мне вернулись и чувства — да так, что я не заплакала, нет, зашипела яростной кошкой. И воспоминания.

Только не мои. А сироты-мещанки Ники Соболевской. Девушки, в чье тело я попала. Девушки, которая жила в Санкт-Петербурге, столице Российской империи. И которой не повезло иметь мачеху, мечтающую о её наследстве… И ухажёра из местной аристократии — который решил, что неуступчивая мещаночка может стать неплохим украшением его цветника.

А мне-то что теперь делать прикажете⁈

Глава 2

Тайны раскрываются

Если вы решили, что это надрывная драма о жизни провинциальной невинной девицы, то поспешу разочаровать. Это не моё амплуа.

Признаться, рехнуться в первые часы в этом странном мире я всё-таки могла. Могла бы, если бы не сны.

В них была вязкая обволакивающая темнота пещеры, блеск серебряных колец, золотые сияющие глаза и мягкое шипение.

Оно убаюкивало. Успокаивало. Рождало странные картины, где стая котов-баюнов — опасных, стремительных стражей Нави, неслась по огромному полю из тысячи трав. Где змей-полоз свернулся кольцами на горе сокровищ, лениво подгребая хвостом колечко с ярко-алым камнем. Где высилась на Васильевском Башня грифонов, та, что в легендарной аптеке Пеля, и дамы и господа с гравюр века девятнадцатого прогуливались по Невскому.

А змеиные кольца крепко обнимали, даря ощущение защищённости, а шипение обещало найти и не отпускать. Именно оно давало силы. И зыбкое ощущение нереальной надежды.

— Матвей Силыч, ну Матве-ей Милый, — тихо заканючила я, — прихватите у волкулаков из пятнадцатой камеры одеяло в обмен на мёду? Медок свежайший, от лешего из четвертой!

Шёл третий день моего пребывания в этом околотке. Я просительно заглянула высшему призраку в глаза. Только ему и было по силам кое-какие вещички с помощью своего дара между камерами переправлять. Мощный призрак, древний.

— Ох, Никушка, егоза, буде тебе. Вовкулаки тебе и так всё дадут и добавят ещё блох от щедрот мохнатых, — проворчал призрак деда, который по виду больше старых русских богатырей напоминал.

— Дед, ну дед, — я заёрзала.

Сегодня что-то скреблось в душе, мешало сосредоточиться. Нет, это был не страх. И сено не застряло в юбках и панталонах. Скорее… предвкушение? Ожидание? Ну, мяу!

— Как есть кошка, баюнье дитя, — оглушительно зарокотал призрак, — да будет тебе одеяло, королевишна.

— Да, смотрю, затянулось дело, — пробормотала невесело и опустила очи долу.

Нечего из образа выходить. И так вон мавка дразнится из семнадцатой. А я…

Да, теперь меня зовут Ника Соболевская и мне снова девятнадцать. Спасибо тебе, девочка, за эту жизнь. Я не забуду.

Ника была скромной и тихой, дочерью мещанина, помощника купца. И мать, и отец — люди без магических способностей. А вот Ника всегда мечтала о магии. Сколько романов о колдунах и юных девах были в ночи залиты слезами! Она окончила с отличием местную гимназию, поступила в институт благородных девиц имени Великой Княжны Милославы Михайловны, но…

Мать умерла несколько лет назад. А спустя два года отец привёл в дом — небольшую квартирку неподалеку от Аптекарского переулка — мачеху. Молодую, всего-то на пять лет старше самой Ники.

С мачехой они не поладили сразу. Но Ника была девочкой скромной. Не умела жаловаться. Отец постоянно пропадал на работе, в командировках. Тянул семью, зарабатывал мачехе на новые камушки и дочке на учёбу.

А теперь мачеха понесла. И решила, что наследство делить между её ребенком и дочкой мужа — это слишком. А тут и ухажёр Никин подвернулся — потерявший берега от вседозволенности дворянин. Сам наследник графский. Мещанка глупая должна на колени прыгнуть и тут же — в постель. А она смеет нос воротить! Да с ним! Вот и сговорились с мачехой. Это мне понятно из воспоминаний Ники, а ей, бедняжке, не было. Просто мачеха велела как-то отправиться по адресу, встретиться с одним её знакомым, забрать у него посылочку. Нике и невдомёк было, что в том доме на Васильевском, между прочим, нумера сдавали. А, когда поняла, куда пришла, да кто её встречает — поздно стало. Другое дело, что тихая девушка отбивалась от негодяя с яростью тигрицы. А под конец, когда уже поняла, что все пропало, что совершится непоправимое… Так и не поняла я, чем она этого мерзавца приложила, но надеюсь, что он навеки останется огурчиком — зелёным и пупырчатым. И тихим.

Только не выдержала Ника огня магии и предательства мачехи. Сдалась. Её светлая душа улетела птичкой