Все плохо. Еще хуже. Волосы высохли и стали торчать в разные стороны. Меня ударила шаровая молния!

Я закрываю лицо руками и надеюсь увидеть себя прежнюю, когда уберу их.

Постояв еще минуты три у зеркала и окончательно изведя себя, решаюсь выйти. Хоть бы папа не попался на пути. Надо быстро пойти завязать платок. Я на цыпочках пробираюсь по коридору к себе в комнату. Закрываю дверь и выдыхаю. Но рано. На кресле за моим письменным столом с выпученными глазами сидит папа и явно сдерживает смех.

– Gorda… – В переводе с испанского это означает «толстушка». Но я не обижаюсь, в Аргентине все близкие люди так зовут друг друга. Тем более я скорее похожа на треску, чем на толстушку.

Я стыдливо прячу глаза. Лучше бы мама была тут.

– Мама видела твоя красота?

Вообще у меня папа говорит на трех языках. Испанском, его родном, английском – по началу они с мамой общались только на нем; и на плохом русском – за семнадцать лет, что он тут провел, падежи для него не стали понятнее. Хотя, словарным запасом он обладает обширным.

Я мотаю головой, если произнесу хоть полслова, разревусь как белуга. Уголки моих губ предательски опускаются вниз – помимо моей воли. Плакать я не хочу. Я хочу обратно свой родной мышиный цвет.

– Так, быстро надевай кепку, и в машина. Поехали исправлять этот кошмар.

Ухты! Он даже ругаться не стал. Такого я не ожидала, и, воспрянув духом, вприпрыжку подскакиваю к шкафу и вытягиваю оттуда первый попавшийся головной убор: панама в маленький розовенький цветочек, которую я не носила лет с 10. И даже в том возрасте она уже нелепо смотрелась на мне. Но сейчас мне все равно, и так выгляжу как пугало огородное.

Я забираюсь в машину на переднее сиденье – редко предоставляется такая возможность.

– Кому ты звонишь?

– Коллеге. Его жена владеет салоном красоты.

– Вы куда? – до меня доносится мамин голос из дома.

– Так, покататься, до магазина и обратно.

Ничего себе. Мой собственный папа выгораживает меня перед мамой. Интересно, он все же расскажет ей вечером, где мы были? Пускай хоть кому-то сегодня будет весело.

До салона мы доезжаем в полной тишине. Папа только изредка отпускает взгляд от дороги и таращится на обновленную версию своей дочки. Я от чувства вины боюсь даже рот открыть. Но когда мы подъезжаем, меня охватывает приятное волнение. Еще ни разу я не была в настоящем салоне красоты. Не наделай я делов, еще бы года два не попала туда.

– Привет, Доминик.

– Лена, это моя дочь, Анна. У нее сегодня случилась неожиданная красота. Я боюсь от ее чар завтра все мальчики падать в школе.

– Вот это да! Ну-ка, ну-ка…А ты что здесь делаешь? – Я еще не вижу человека, но голос знакомый. У меня нарастает неприятное чувство, словно булыжник крутится в животе.

Ну точно, это Максим. Что, черт возьми, он тут делает??? Мои щеки тут же розовеют, и я чувствую, что потею, как свинья.

– Анна, это мой сын…

– Максим…Да, я знаю. Мы в одном классе учимся. – Я стараюсь не смотреть на него в надежде, что он тоже тогда не будет смотреть на меня.

Я уже не уверенна, что позорнее: моя панамочка или солома на голове. Имея маму парикмахера, кстати, ему тоже не мешало бы привести себя в порядок.

Я снимаю панаму, и все разом охают, даже уборщица, которая должна смотреть на пол, а не на меня.

– Ничего себе! – Максим не удерживается от комментария. – Тут один вариант – под ноль. Ты что, в кислоту ныряла? Что это за чудо-краска?

В ответ я только пыхчу и надеюсь, что это Максим шутит. Его мама смотрит на меня вопрошающе. Ей тоже хочется знать название моего бьюти-средства.

– Не знаю, – бормочу я, – у мамы нашла. – Ужас. Я не только выгляжу, но и говорю как маленькая девочка. Хорошо хоть Максим не в моем вкусе, а то бы точно можно было стреляться. Надеюсь, он не расскажет завтра всему классу о моем парикмахерском провале.

– Лена, ты это исправить? – Вздыхает папа, в его глазах уже читается волнение.

А что, если правда, придется все обрезать?

– Только не наголо, – взволнованно лепечу я, и вся аудитория взрывается смехом. Да, точно. Клоун дня.

– Садись, сейчас сделаем из тебя красотку.

Я сажусь на кресло и вижу собственное отражение в зеркале. Я готова умереть, прямо здесь и сейчас.

Максим маячит рядом, то и дело нервно гогоча. Потом достает телефон и фотографирует меня.

– Макс, перестань сейчас же. Вон отсюда!

– Ладно, ладно, и так собирался уходить. – На прощание он еще раз фыркает, сдерживая приступ смеха.

И этого идиота я сегодня выгораживала, рискуя собственной репутацией и огромной двойкой в журнале???

Лена, надо сказать, постаралась на славу. Хоть она и вернула мне обратно мой серовато – мышиный цвет, но я была безгранично рада снова его видеть. К тому же она подстригла меня и впервые в моей жизни у меня появилась ровная челка. Ничего броского и супер привлекательного, но с меня достаточно перемен на сегодня.

Домой мы с папой вернулись через два часа, и мама уже стояла на крыльце, нервно постукивая поварешкой по веранде.

– Ну, наконец-то. Где вас носило?

– Да вот, покатались, встретили жену моего коллеги. Лену, помнишь, у нее салон красоты? Ну не важно. – Если бы у Лены была лавка с восточными предметами интерьера, мама бы запомнила. А салон красоты – ни малейшего шанса. Папа машет рукой на маму, когда та оловянными глазами уставляется на него и вопросительно поднимает брови. – Вот, Анну подстригли.

Тут мамин взор обращается ко мне. Только бы не заметила ничего, только бы не заметила.

– Не вижу ничего. По-моему все как было.

Фух… Для такого умного человека, как моя мама, она на удивительно не наблюдательна.

Папа мне незаметно подмигивает, и я широко улыбаюсь ему в ответ. У меня самый замечательный папа на свете!

– В следующий раз захочешь измениться, подожди пару лет.

Конечно. Он не мог без нравоучений. Ну да ладно, приключение с волосами у меня и так отбило охоту менять внешность.

На следующий день, я при полном параде: в тонюсеньких колготках, новых лаковых туфельках, которые я просто обожаю, юбочке в складку и простой черной футболке отправляюсь в школу. То и дело вытаскиваю прядь волос из хвоста и любуюсь несколько измененным цветом. Мои ногти накрашены бледным лаком, чтобы не бросаться в глаза учителям. Вместо объемного рюкзака на плече мамина сумочка, которую я выпрашивала целых двадцать минут. От количества тетрадей, учебников и всяческих школьных принадлежностей она невероятно распухла, но все же остается более элегантной, нежели бордовый рюкзак. Идти мне от силы минут десять. Поэтому я только и успеваю что намечтать себе яркое будущее модельера, как дохожу до металлической ограды школы. Прикладываю пропуск – это система еще новая для меня. В старой школе нас встречал охранник Дядя Паша, и здоровался с нами со всеми по именам. Вот у кого память что надо!