Через пять минут все наперебой охали и ахали, и звонили по телефону, взахлеб рассказывая подругам и друзьям о том, что Макс наделал в штаны, подумав, что ведьма его сварит в котле. Надо сказать, занятие увлекательное и затягивающее – распускать сплетни. И к концу дня я уже сама свято верила, что все так и было. Что я стояла у ворот и хохотала, наблюдая, как он бежит, сверкая пятками. А над Максом потешался весь класс. Это было и весело и унизительно одновременно. Особенно учитывая, что он в свою защиту не сказал ни слова, за исключением упрека сквозь зубы, мол, что я обещала… Весь день время от времени он поглядывал в мою сторону, явно ища моего взгляда. Вот так-то. Получи фашист гранату. Теперь у меня есть подруги, которые постоят за меня. Больше никаких мальчиков! Я не позволю никому надо мной усмехаться! Надо же…Он казался таким открытым, таким милым, таким естественным. Пожалуй, я бы дала ему «Оскара» за блестяще исполненную роль.

Уже два дня я сидела рядом с Соней. Со мной здоровался весь класс, и хлопал меня по плечу или дружески подставлял «пять» для моего ответного удара. Ну, практически весь. Парни как-то сторонились меня, да это и понятно. Зато девочки, чуть не дрались за возможность сидеть рядом со мной. А вечером я собиралась идти к Соне в гости. Вместе с Амандой. Вот оно как – быть популярной.

– Пойми меня правильно, Анна, – говорит Соня, подпиливая свой наращенный ноготок. – Все здорово, тебя все любят. Макса мы унизили ниже некуда, – она обменивается триумфальным взглядом с нами всеми, и мы, словно стадо зомби, улыбаемся в ответ. – Но чтобы быть вместе с нами, сидеть с нами, ты должна измениться. Иначе это портит мой имидж. – Она делает широкий жест, обводя меня всю пилочкой. И глубоко вздыхает. – Что, у тебя ничего другого из тряпья нет? Папа у тебя, вроде как, зарабатывает неплохо?

Что правда, то правда. Папа зарабатывает неплохо. Но это не значит, что я вижу эти деньги. Нет, конечно, мы часто ездим отдыхать в дорогие курорты, ходим в рестораны. Но одежда и все остальное у меня, как и у всех других девочек из моей старой школы. И меня никогда особо не удручал мой внешний вид. По крайней мере, до тех пор, пока я не увидела, как одеты мои одноклассницы. Мама тоже не позволяет себе дизайнерскую одежду и сумки. Моя одежда не самая дешевая, всегда качественная. Типа «Реймы», в которой гуляет вся малышня. И я. Это надежная одежда, призванная прослужить мне правдой и неправдой лет десять, ну или пока из нее не будут торчать мои локти и колени.

Я опускаю голову, подергивая безымянное платьице.

– Мои родители не поймут, если я попрошу их купить что-то очень дорогое.

– Ну не важно, у меня тряпья полные шкафы. Я даже уже не помню, что там есть. Сегодня мы тебя оденем. Ты вроде не сильно толще меня. Придется похудеть. Это ведь не проблема? – Соня вместе с Амандой смотрят на меня взглядом врача, у которого наготове огромный шпритц, и хлопают накладными ресницами. Родители меня убьют, если я налеплю такие же – все, что мне приходит в голову в этот момент.

– Нет, не проблема, – неуверенно отвечаю я. Мне всегда казалось, что я чуть не гремлю костями, когда хожу. Но, со стороны, наверное, виднее. Худеть я, конечно, не хочу. Но и терять только что обретенных подруг тоже. В конце концов, слава требует жертв.

– Мама, приготовь нам напитки и фрукты, – командует Соня с порога, чем меня абсолютно потрясает.

– Я вижу, у нас новая гостья, – говорит ее мама в ответ на мое робкое приветствие.

На ней одет спортивный костюм La Coste и какие-то безумные леопардовые тапочки с лисьими хвостами.

– Я Анна.

– Мам, не лезь, ладно? – грубит моя новая подруга, и закатывает глаза.

– Ладно, ладно, убегаю. Сейчас все принесу вам.

Мама Сони удаляется на кухню, и мне становится ее жаль настолько, что я готова следовать за ней, приговаривая, что ее дочь вовсе не это имела ввиду.

Поднявшись на третий этаж, я попадаю в сказку. Огромная розовая комната поражает своим размером и интерьером. Посередине стоит массивная резная кровать с розовым балдахином. В углу я замечаю зеркало, по периметру которого горят лампы. Совсем как у артистов театра. На столе под ним стоит открытая шкатулка, нашпигованная косметикой именитых марок. С десяток помад и блесков Диор, Ланком, Клиник; тушь, тени, тональные крема… Вот почему она всегда выглядит словно ее фотошопом обработали. Я с завистью смотрю на все это богатство.

Помню, неделю назад намазалась маминой тушью Лореаль. Она оказалась водостойкой и еще пару дней оставляла пятна у меня под глазами.

– Подойди-ка сюда, – сказала тогда мама.

– Что такое? – я подхожу и опускаю глаза. Как говорят: «на воре и шапка горит».

– Немедленно иди в ванну и смой это. Позорище, в пятнадцать лет мазюкать лицо. Вот будешь старая как я, придется мазаться, чтобы людей на улице не распугать. А сейчас, дурында, наслаждайся своей красотой, не так долго это время длится…– Мама явно была не в духе тогда, или заметила у себя морщинку где-нибудь в непотребном месте.

Но факта это не меняет: в то время, как Соне мама САМА покупает дорогущую косметику, а мне втихушку приходится пользоваться Руби Роуз, купленной на скопленные деньги (найденные в непотребном месте монеты и забытые в зимних вещах десятирублевые бумажки).

Соня замечает мой взгляд удава, и говорит:

– Хочешь, подарю тебе что-нибудь. Все равно всем этим не пользуюсь.

Я ошеломленно смотрю на нее.

– Эта косметика очень дорогая.

Соня хмыкает и пожимает плечами:

– В общем, хочешь, бери, не хочешь – не надо.

Кто меня вообще за язык тянул. Надо было сразу сказать: «Как здорово, спасибо. Я возьму вот эту диоровскую тушь» и сделать реверанс.

Но не проходит и секунды, как я забываю о сундуке с сокровищами, и замираю в еще большем шоке. Соня открывает раздвижные дверки и моему и так уже затуманенному взору предстает то, что она называет «гардеробная». Три ряда вешалок плотно утрамбованных платьев, пиджаков, кардиганов и домашней одежды, которую на ее месте, я бы одевала только по праздникам. От замеченных лейблов мои глаза постепенно полезли на лоб. У стены стояли коробки с надписями вроде Миу-Миу, Джимми Чу, Шанель…

– Это все твое? – не веря своим глазам, задаю глупый вопрос.

– Конечно мое, а чье же еще. – Соня пытается перекричать музыку, которую она включила «для поднятия настроения». – Ты думаешь, моя мама стала бы носить вот это? – Она вытаскивает ультра короткую юбочку, которая впору разве что моей Барби. – Кстати, я ее уже давно не ношу. Примерь ты.

Я, осоловелая от счастья, стягиваю свои потрепанные джинсы, представляя взору подруг хлопковые розовые трусики, и, пытаясь скрыть их неблаговидность тороплюсь втиснуться в эту красоту. Красота на мне не застегивается, и я мысленно проклинаю себя за бездумно поглощенные булочки и торты.