Я остался в кабинете выслушивать отчет о трудах агента Николза, целый день напрасно пытавшегося установить, в каком именно месте выловили треску.

— Это самый старый город страны, — сказал я, когда мы въезжали в Колчестер. — Он был столицей кельтов еще до прихода римлян. В наше время он славится главным образом устрицами, которых разводят в устье реки Кольн, и розами.

Ребекка, сидевшая рядом со мной в «ровере», фыркнула. Похоже, ей не понравилось, как я щеголяю своей эрудицией, и это доставило мне огромное удовольствие: хотя бы докучая напарнице болтовней, я привлекал к себе ее внимание. Потому я невозмутимо продолжил:

— В нем до сих пор сохранились римские стены и замок, построенный Вильгельмом Завоевателем. Кроме того, там находятся развалины первой августинской церкви в Англии.

— Поворачивайте сюда, сэр, — сказала она, указав мне направо.

Мы направлялись к дому Джули Бонем, поскольку теперь уже не оставалось сомнений в том, что именно она и была той обезглавленной девушкой. Как только доктор Ричардс пришел к такому выводу, Ребекка сообщила мне об этом, и я решил немедленно ехать в Колчестер, хотя дело шло к вечеру.

Город находится не очень далеко от Лондона, но путешествие показалось мне бесконечным, потому что мне так и не удалось выжать из Ребекки ни словечка. Она все время старалась сидеть как можно дальше от меня и пристально вглядывалась в дорогу.

Мы легко нашли дом Джули Бонем. Дверь открыла ее мать, и нам сразу стало ясно, что она и не подозревает о жестокой кончине дочери. Она пригласила нас в гостиную и любезно предложила выпить по чашечке чаю. Услышав отказ, госпожа Бонем села напротив нас с недоуменной улыбкой на лице, как будто ждала разговора о неуплаченном штрафе или о чем-то в этом духе.

Мой вопрос о том, где находится ее дочь, застал ее врасплох.

— Во Франции, — ответила она нерешительно. — Что-нибудь случилось?

Я проигнорировал ее вопрос.

— Она в отпуске?

— Боже, нет! — воскликнула госпожа Бонем. — Джули работает за границей.

— Где?

— В Савойе. Я не помню точно название места, но у меня есть ее адрес в записной книжке, на кухне.

Госпожа Бонем встала и вышла из комнаты, а вернувшись, протянула мне открытый блокнот.

— Вот, — проговорила она, взглянув на меня с беспокойством. — А почему вы ищете Джули? У нее неприятности?

В записной книжке значилось: «Шато-Вер, Экс-ле-Бен, Савойя, Франция».

— Кем работает ваша дочь?

— Горничной.

Я указал на адрес в записной книжке:

— Это гостиница?

Бонем покачала головой.

— Вы объясните мне, что происходит? — сказала она, опускаясь в кресло.

Оттягивать дальше было невозможно, и я приступил к самому неприятному в моей профессии — обязанности сообщать родственникам, что их близкий человек убит.

Госпожа Бонем очень плохо приняла эту новость. Она чуть не упала в обморок, и если бы не Ребекка, я оказался бы в очень затруднительном положении. Женщины, пребывающие в отчаянии и заливающиеся слезами, не моя специальность. Они вводят меня в ступор. Я никогда не знаю, как в таких случаях себя вести, и в конце концов обязательно поступаю самым неподходящим образом.

Зато Ребекке тактичности было не занимать. Ей всегда удавалось говорить и делать правильные вещи, даже в самых тяжелых обстоятельствах, и родственники погибших очень это ценили. Такая чуткость напарницы возбуждала мое неизменное любопытство — выходит, она вовсе не бездушное существо, каким я себе ее представлял. Но эта же ее черта меня сильно раздражала. Ребекка такая бездушная только со мной.

В общем, в промежутках между слезами и обмороками нам была рассказана история Джули Бонем. Девушка была единственным ребенком. Ее отец, ветеринар, умер несколькими годами раньше, внезапно, оставив семью в плачевном финансовом положении. Заработка госпожи Бонем, бухгалтера в небольшой торговой фирме, обеим женщинам едва хватало на то, чтобы не умереть с голоду. И вот Джули бросила лицей и стала учиться гостиничному делу. Получив специальность, она устроилась в Лондоне в агентство, поставлявшее обслуживающий персонал всяким важным лицам. Она работала во многих домах, пока полгода назад не получила место за границей, у Люка Шару — французского писателя, жившего в замке на берегу живописного озера в Савойе.

— Когда вы в последний раз разговаривали с дочерью? — спросил я, как только женщина немного пришла в себя.

— Неделю назад. Она сама мне звонила.

— С сотового телефона?

— Джули была убежденной защитницей окружающей среды. Считала, что электромагнитные поля вредны для здоровья. Поэтому она так и не купила себе сотовый. Она обычно звонила с работы, но в последний раз — из автомата, потому что поехала с поручением в деревню. Она хорошо себя чувствовала. Мы поговорили обо всем понемногу. Мне кажется, у нее не было никаких проблем, — заключила она, вытирая глаза.

Почему же Люк Шару не заявил об исчезновении Джули? Если, конечно, он вообще был в курсе, ведь девушка могла уехать далеко от своего рабочего места, например, в отпуск, а уж потом пропасть.

Я изложил свою теорию госпоже Бонем.

— Я ничего об этом не знаю. Но если бы Джули собиралась взять отпуск, то, уверена, она сказала бы мне. А вы говорили с Яном? Может, он что-то знает.

Я посмотрел на нее с удивлением:

— Кто такой Ян?

— Ее молодой человек.

Женщина рассказала нам, что он живет в Лондоне. Он, как и Джули, работал в агентстве «Симпсонз».

— Давно они встречались?

— Примерно год. У них была такая любовь! Он работал в пригороде Лондона, но, как только выдавались свободные выходные, тут же мчался к Джули.

Интересно, сколько же должен зарабатывать официант, пусть даже на службе у важной персоны, чтобы то и дело мотаться во Францию?

— А почему ваша дочь делала операцию на носу?

Госпожа Бонем нахмурилась:

— Для меня это тоже был сюрприз. У Джули никогда не было комплексов по поводу носа. Да, он был с небольшой горбинкой, но это ее совсем не портило. Когда она прошлым летом рассказала мне об операции, я огорчилась, но отговорить ее мне не удалось. Именно после операции она получила работу во Франции.

— Доктор Кэри — один из лучших хирургов в Лондоне. И один из самых дорогих. Как Джули смогла расплатиться за операцию?

Женщина колебалась.

— Я тоже спрашивала себя об этом. Но дочь сказала мне, чтобы я не беспокоилась. Кто-то одолжил ей денег.

— Кто?

— Она не захотела рассказывать об этом.

— Может быть, ее парень? — предположил я. — Или какая-нибудь подруга?