– О, господи, Джонни!

– Увидимся позже, – проронил я, повесил трубку и вышел из кабины. Детина со станции наблюдал за лифтом и не заметил меня, а второй полицейский спрашивал у клерка мою регистрационную карточку. Я подошел и остановился рядом с ним.

Взглянув на карточку с именем «Джон Макбрайд» на верхней строчке, он тихо чертыхнулся, словно ожидал увидеть что-то иное.

– Как видишь, дружок, найти меня не так уж сложно, – произнес я.

Он вздрогнул, уронил карточку и, побледнев от бешенства, протянул ко мне руки, всем своим видом показывая, что с удовольствием разорвал бы меня на клочки, не сходя с места.

Я взглянул на него сверху вниз и небрежно сказал:

– Только дотронься, тут же схлопочешь по уху!

Его руки остановились на полдороге от моей глотки, а глаза стали медленно вылезать из орбит. Громила со станции поспешил на помощь напарнику, вытаскивая револьвер.

– Это тот самый? – спросил второй и снова повернулся ко мне. – Ну-ка, ну-ка, – злобно прошипел он.

– Эй, ребята, не обольщайтесь, – предупредил я. – Только дотроньтесь до меня, и клянусь, отсюда вынесут ваши тела! – И улыбнулся, не спуская глаз с револьвера. Верзила с оружием выдавил ответную улыбку.

– Судя по речам, ты смелый малый, – сказал он, – в самом деле – смелый!

В его голосе прозвучало удивление, но револьвер он спрятал. Второй коп уставился на меня бешеным взглядом. Он опустил руки, но в его глазках, застывших и как будто безжизненных, я увидел ярость и смертельную ненависть.

– Шевелись-ка, Джонни, – произнес он ровным голосом. – Иди к выходу, а я пойду следом. Но если вздумаешь бежать, перешибу тебе позвоночник пулей. Хотя я просто мечтаю, чтобы ты так поступил.

Меня не так-то просто испугать. По правде говоря, я не боялся ничего на свете. Все, что могло бы меня напугать, уже давно произошло, и теперь мне был сам черт не страшен. Я посмотрел на обоих копов так, чтобы это им стало предельно ясно, и убедился, что они поняли меня правильно, потом медленно повернулся и направился к выходу. Они запихнули меня в полицейскую машину и уселись по обе стороны. Всю дорогу до управления верзила что-то удовлетворенно бормотал себе под нос, и вид у него был весьма довольный. Второй коп уставился вперед невидящим взглядом и не обращал на меня никакого внимания.

Его звали Линдсей. Капитан Линдсей, так, по крайней мере, значилось на табличке, прикрепленной к его столу. Верзила откликался на имя Такер, по крайней мере, так обращался к нему капитан. Мое появление в управлении вызвало целую сенсацию: дежурный у входа широко раскрыл рот, полицейский сержант на полуслове прервал беседу с каким-то типом, а газетный репортер, издав полузадушенный вопль: «Господи боже!» – сломя голову кинулся в комнату прессы за фотоаппаратом.

Но ему не удалось сделать ни одного снимка, потому что Линдсей сразу провел меня в свой довольно скудно обставленный кабинет: стол, пара стульев и картотека. Оба полицейских уселись, я же остался стоять посреди комнаты.

Прошло довольно много времени, прежде чем Линдсей нарушил молчание.

– А ты – поганый подонок, Джонни, никогда бы не подумал, что все произойдет именно так.

Я вытащил сигарету и неторопливо закурил. Наступила моя очередь.

– Вы уверены, что не ошиблись?

Копы обменялись взглядами. Линдсей ухмыльнулся и покачал головой.

– Неужели я мог забыть тебя, Джонни?

– Многие склонны ошибаться, – я выпустил дым через нос и решил покончить с этим делом быстро и окончательно. – Если вы задержали меня по какой-то причине, то немедленно предъявите обвинение или освобождайте. Я не желаю, чтобы меня ни с того ни с сего притаскивали в какой-то вонючий полицейский участок и начинали беседы на общие темы.

Линдсей выдавил презрительный смешок.

– Не знаю, какую игру ты затеял, Макбрайд, но мне, по совести говоря, на это наплевать. Ты обвиняешься в убийстве. В убийстве моего лучшего друга. И за это тебя непременно вздернут, а когда накинут петлю на шею, я уже буду сидеть в самом первом ряду, чтобы вдоволь насладиться твоим дрыганьем на веревке. А потом зайду в покойницкую, и если тебя никто не востребует, заберу твой труп и скормлю его свиньям. Теперь тебе все ясно?

Да, пожалуй, теперь мне многое стало ясно, включая и то, почему так отчаянно дрожал голос Попа в трубке. Игра оказалась грязнее, чем я предполагал.

Обвинение в убийстве. Мне полагалось бы задрожать от страха.

Но, как я уже сказал, испугать меня было нелегко. Они это поняли и теперь раздумывали, что делать дальше. Я подошел к столу Линдсея и, облокотившись на него, выпустил в лицо капитану клуб дыма.

– Докажите.

Его физиономия окаменела.

– Дешевый трюк, Макбрайд. Пять лет назад тебе удалось удрать из города. Но теперь мы располагаем всем, чем нужно, и можем завести на тебя дело. И знаешь, я просто в восторге от этого. И уж я позабочусь, чтобы ты прошел все положенные стадии, пока не превратишься в гнилой студень. Ты ведь не знал, что мы нашли тот пистолет, а на нем – чудесный, просто великолепный комплект отпечатков! Конечно же, Джонни, я докажу, что ты убийца. Прямо сейчас. Я сгораю от желания увидеть, как перекосится твоя физиономия.

Он отошел от стола и дал знак Такеру встать у меня за спиной. Втроем мы прошли через вестибюль, где все еще надрывался репортер, требуя, чтобы ему сообщили подробности происходящего, и остановились у двери с табличкой «Лаборатория». Распахнув входную дверь, Линдсей вошел в просторную комнату и сразу же направился к картотеке. Там он не глядя выдвинул нужный ящик, достал из него карточку, сунул ее в щель проектора и включил свет. Да, отпечатки были действительно замечательные – четкие и ясные, со сложными завитками дактилоскопических линий. Такер хлопнул меня по плечу:

– Вон туда, храбрец.

Линдсей поджидал меня у стола с новенькой дактилоскопической карточкой в руке. Выдавив на стеклянную пластинку специальную краску из тюбика, он аккуратно разровнял ее резиновой палочкой, а потом взял меня за руку и прижал к пластинке кончик указательного пальца.

Правда, ему показалось, что я смазал отпечаток, поэтому он снова схватил мой палец и повторил всю процедуру более тщательно.

Но и на этот раз произошло то же самое: вместо отпечатка на пластинке красовалось расплывшееся грязное пятно. Линдсей злобно выругался.

Мне не следовало смеяться, но я не в силах был сдержаться. Он ударил меня тыльной стороной ладони по лицу, а я тут же нанес ему сокрушительный удар в челюсть, да так, что он свалился на пол вместе со столом и проектором. Такер бросился было ему на помощь и замахнулся дубинкой, но уже через пару минут валялся на полу с разбитой физиономией. У него началась сильная рвота. Правда, это было последнее, что я успел заметить, потому что в следующее мгновение у меня в мозгу вспыхнул яркий свет, а череп, казалось, раскололся надвое от страшного удара. Теряя сознание, я подумал, что так, вероятно, приходит смерть, и погрузился в небытие…