– Хозяин велел вам передать, – заявил Сигорский, – что брюки теперь не обтреплются, потому как он справил для вас автомобиль.

Швейцар остолбенел. Представьте себе человека, застигнутого врасплох кучей сюрпризов, пусть и радостных, и от неожиданности застывшего столбом, – именно так выглядел привратник.

– Кто вы… такой? – наконец пролепетал он.

– Роланд Сигорский. Вы недавно вели переговоры с моим хозяином по поводу брюк.

– Но я не имею чести быть знакомым ни с вашим хозяином, ни с вами. Нельзя ли поподробнее?

– Отчего же? – холодно бросил Сигорский и тотчас продолжил: – Я родился в Одессе сорок два года назад, и в качестве конюшего господина Папагалоса, начальника депо в отставке, попал в Штаты. Держите ваши брюки, сударь.

– Прошу прощения, но тут какая-то ошибка… – недоумевал швейцар. – Мне никогда не доводилось беседовать с этим греком… начальником депо…

– Он к вам не в претензии. Во всяком случае, мне он их не высказывал. Господин Папагалос был не слишком-то словоохотлив. Извольте, вот документы на машину. Стрелка на брюках заглажена, как вы просили.

– Вы уверены, что не ошиблись?

– Помилуйте, да я собственноручно их утюжил! Но, если желаете, могу еще раз прогладить, поскольку хозяину хотелось бы избежать обещанных вами мер физического воздействия.

Швейцар теперь уж и вовсе не знал, что сказать. Сигорский сообщил, по какому номеру звонить, если потребуется пиджак, и удалился.

Барух Т. Ливингстон так и застыл на месте – с разинутым ртом, с охапкой бумаг в руках, со сползшим к ногам пледом – ни дать ни взять античный герой, увековеченный дерзкой кистью какого-нибудь супермодернового живописца.

И тут появился главный администратор с каким-то незнакомым толстяком.

– Позвольте представить вам, Ливингстон, нашего нового швейцара, – сказал администратор с милой улыбкой, чтобы не будоражить человека, который и без того не в себе. – А то вы у нас рассеянный стали, жалованье получать и то забываете… Извольте взять немедленно все, что вам причитается.

– Сперва это, потом то, – невнятно буркнул Ливингстон и принялся натягивать брюки.

В полном соответствии с законами физики узкие брюки тотчас же расползлись по швам.

Мистеру Тео не пришло в голову, что швейцар по причине сидячей работы был человеком грузным. Поэтому Баруху Т. Ливингстону не оставалось ничего другого, кроме как вновь обмотаться пледом. Затем взору нового швейцара предстала удивительная картина: его предшественник взгромоздился на сиденье роскошного автомобиля, припаркованного у подъезда фирмы, и укатил.

– Видите, Марвид? – произнес администратор. – Вот как расстаются с фирмой добросовестные сотрудники после нескольких лет безупречной службы!

Новый швейцар не знал, как истолковать его слова. Расстаются без штанов или без ума? А может, сидя в роскошном автомобиле?

Впрочем, к теме нашего романа это не относится. Эпизод важен лишь по одной причине: не впутайся штаны швейцара в логическую цепочку событий, мистер Тео изложил бы отцу свое намерение и, будучи человеком принципиальным, не пошел бы на попятную. А пока что он решил слегка отсрочить не состоявшийся по вине телефонистки разговор с отцом и направился в спальню вздремнуть.

И с этого момента жизнь его понеслась со скоростью ракеты, неудержимо и бесповоротно, выписывая головокружительные зигзаги на пути невероятных приключений и безумств.

В 10.45 мистер Тео принял решение поспать, а уже в 11.20 с аппетитом уписывал завтрак в компании некоего давно почившего в бозе субъекта, который и послужил первопричиной всех дальнейших перипетий.

Встреча с покойником произошла случайно. Внимание мистера Тео привлек чей-то храп, и, заглянув под кровать, он обнаружил там мирно почивающего субъекта.

– Позвольте! Что здесь происходит?! А ну, марш из-под кровати!

Незнакомец пожал плечами, явно не одобряя беспокойства по пустякам, и недовольно буркнул:

– Тише, тише! Что это вы так разбушевались? – Он выбрался из-под кровати, ненароком опрокинув торшер, и отворил окно. Высунул руку, подержал ее за окном, словно благословляя прохожих, и с кислой миной заметил: – Дождь идет… В Сан-Франциско почему-то по средам всегда идет дождь. Наверное, оттого, что здесь много заводов. Который час?

Рыжий миллионер опустился в кресло, чтобы со всеми удобствами насладиться происходящим. Подобных чудаков он коллекционировал. Столько глупостей творится на свете изо дня в день, а чего-нибудь по-настоящему оригинального, забавного не дождешься. Но уж коль скоро дождался, возблагодари судьбу и радуйся.

– Кто вы такой?

– Эгон Смолл, агент по распространению пылесосов и железнодорожных билетов. Кроме того, я вот уже несколько лет числюсь в покойниках, что, кстати, не мешает вам угостить меня сигаретой.

– Сигарет у меня нет. Хотите сигару?

– Нет. Велите принести сигареты. Что за манера потчевать гостей в ультимативном порядке!

– Надеюсь, вы не сердитесь, что я дерзнул войти в собственную спальню?

– На это я готов посмотреть сквозь пальцы, но зачем понадобилось сразу же будить меня? Мы не в такие времена живем, сударь, чтобы интеллигентный человек позволял себе ни с того ни с сего будить ближнего, если тому вздумалось вздремнуть!.. Спиртное в доме водится?

– Я всегда держу запасы красного портвейна.

– Тоже мне… миллионер называется!.. – пренебрежительно начал было гость и тотчас оборвал себя, давая понять, что воспитанность не позволяет ему высказаться со всей откровенностью. Он взял с подзеркальника пульверизатор и побрызгал лицо одеколоном.

– Немедля велю принести спиртного! – восторженно вскричал мистер Тео. – И сигареты тоже. С сегодняшнего дня вы мой друг!

– Хм… В таком случае позвольте поинтересоваться вашими семейными обстоятельствами! – И с официальной строгостью, будто восстав из мертвых, он обратился в ходячую анкету: – Как зовут вашего отца?

– Вальтер Линкольн.

– Он имеет какое-нибудь отношение к Аврааму?

– В конечном счете все мы почитаем его своим праотцом.

– Я имел в виду президента, которого то ли застрелили, то ли зарезали в театральной ложе.

– Мы здесь ни при чем! Никаких президентов предки мои не убивали, тем более в театре. Они и по театрам-то ходить не любили!

– Хороша семейка! – проворчал гость и потянулся к баночке на туалетном столике. Зачерпнул пальцем нечто похожее на пудинг и сунул в рот, но сразу же выплюнул, поскольку лакомство оказалось кремом для волос. – Я бы не отказался от холодной ветчины. Однако предупреждаю, если скажете, что, кроме горячей свиной грудинки в доме ничего съестного нет, вам не поздоровится!