– Конечно, ты – в Гусева, – невозмутимо выдала Лина.

– Хватит уже, – смутилась я. – Ерунда…

– И все-таки. А он влюблен в… как ее… Брасову.

– А разве не в тебя?

– Нет, мной он переболел почти сразу, и я нравилась ему чисто внешне, а к Наташе у него что-то посерьезнее… видела, как он на нее смотрит? Она недавно забыла в кабинете перчатки на последнем уроке и успела уйти на улицу, так он схватил их и мчался за ней, не успев даже пальто надеть, аж до светофора! И все равно у них ничего нет.

– Как это ты все замечаешь? Вроде вместе ходим, – недоумевала я, стараясь не показать, как меня задела новая информация: на Лину-то я, ясное дело, не злилась, но вот Брасова с того момента, сама того не подозревая, стала вызывать во мне исключительно неприязнь. И что в ней такого? Типичная «серая мышь»…

– У меня – наблюдательность, интуиция и кое-какой опыт, – подмигнула Лина, – который мне подсказывает, что в нашем классе умеют целоваться от силы человек пять.

– Разве этому надо учиться?

– В том-то и дело, что нет. Умеют те, кто пробовал.

– А ты пробовала? – доверчиво спросила я.

– Спрашиваешь! Конечно, – отозвалась Лина важно, и тут, к несчастью, прозвенел звонок, пришлось поторопиться в класс.

Сколько я ни пыталась потом вывести подругу на эту тему, все было безрезультатно.

Это занимало меня, но недолго: вскоре возникли более серьезные вопросы. Летом предстояла сдача наших первых экзаменов – и разделение по профильным классам. Здесь наши с Линой дороги должны были разойтись: я, ясное дело, собиралась в гуманитарный, она – в физмат.

– Но все же не так плохо, правда? Пусть мы не будем сидеть вместе на уроках, но можно же встречаться каждую перемену, идти в буфет, правда же? – тормошила я подругу в надежде услышать что-нибудь вроде «разумеется, куда ж мы друг от друга денемся», но она отвечала нечто неопределенное типа «надо еще экзамены сдать».

Мне слабо верилось, что Лина сомневается в своих силах – ей, с ее ярко выраженными способностями к точным наукам, ничего не грозило. Да и вряд ли кого-то собирались исключать: провалившихся пока направляли в общеобразовательный класс. Правда, его расформировывали через два года – уж если к тому времени человек не определялся с профилем, ему приходилось уходить в школу попроще. Наша-то считалась одной из самых престижных в городе.

Маловероятно было, что мы с Линой обе не поступим и застрянем в «простом» классе – иными словами, разлука была почти неминуема. Но по непонятным мне причинам ей не хотелось это обсуждать. В какой-то момент я даже обнадежилась, решив, что ей тяжело об этом думать. Но, к сожалению, я ошибалась.

Мне отчетливо запомнился наш диалог в середине мая – было совсем тепло, только что закончилась череда праздников, и на душе у обеих было легко – ни о каких экзаменах не думалось. Мы болтали о всякой ерунде, а потом все-таки вышли на учебную тему, но прошлись по ней как-то поверхностно.

– Говорят, с трояками в этом году в профильные классы не принимают, – лениво поделилась я (все равно мы не относились к «опасной» категории: у меня намечалось всего три четверки, а у Лины – вообще две, а о тройках речь не шла).

– Думаю, принимают. Иначе бы общеобразовательный класс лопнул. Но да, когда я сюда поступала, мне сразу сказали, что, если я хочу проучиться здесь больше полугода, лучше все-таки закончить седьмой класс без плохих оценок.

– Слушай, а ты в той школе хорошо училась?

– Ага. Мне с подругой повезло, – усмехнулась чему-то Лина.

– А, с подругой типа Зойки?

– Типа тебя, Оль.

– В смысле? – Я никак не могла понять, шутит она или нет.

– Ну, она была почти как ты, только ты лучше!.. Послушай, ты читала этот дурацкий параграф по географии про мелиорацию? Я чуть не уснула на пятой строчке.

– Я тоже дальше не продвинулась… А расскажешь мне про эту подругу?

– Далась она тебе!

– Да ты вообще мне ничего не рассказываешь, особенно в последнее время, – в конце концов разобиделась я. – Подумать только, я ни разу не была у тебя дома!

Это была моя больная тема: Лина жила в десяти-пятнадцати минутах ходьбы от школы, а до моего дома нужно было либо ехать, либо идти минут сорок – тем не менее до и после уроков мы постоянно сидели у меня. Лина была знакома с моими родителями и частенько обедала и ужинала у нас (мама даже стала готовить больше супа, чтобы я кормила ее), а я даже ни разу не видела ее семью. Лина просто не приглашала меня к себе.

«Куда смотрят ее родители? – недоумевала моя мама. – Их дочка постоянно проводит время у нас, а они даже не хотят с тобой познакомиться! Совершенно невоспитанные люди. Они случайно не из деревни? А кем работают?». Этого я, к несчастью, не знала – как и многого другого. В разговорах со мной Лина почти не упоминала ни свою семью, ни других друзей (если они вообще были), лишь изредка – прошлую школу, в основном для сравнения с теперешней. Насколько я могла судить, единственным большим достоинством той, старой, школы было ее расположение – во дворе дома, в котором тогда жили Лина и ее родители. В остальном же – и в уровне образования, и в контингенте – она сильно уступала нашей.

Может, Лине, проучившейся там шесть лет, и казалось, что учебное заведение сильно проигрывает от того, что в его коридорах на каждом углу не обжимаются одиннадцатилетние накрашенные девочки и их ровесники-мальчики с бутылкой пива в одной руке и сигаретой в другой… Если так, то у нас ей действительно должно было быть смертельно скучно. Краситься она так и не бросила – дань традициям.

Больше ни о чем из своего прошлого она мне не рассказывала. И тут – нате! – еще какая-то подруга всплывает, и о ней Лина тоже не хочет говорить…

Видя, что моя обида не произвела на нее должного впечатления, я с нажимом повторила:

– Ты вообще все от меня скрываешь! И я ни разу не была у тебя дома!

– Мы недавно переехали, еще не до конца все обустроили, сейчас идет ремонт… – рассеянно произнесла она то, что я слышала уже раз сто.

– А я думаю, дело не в этом, – упрямо заявила я. – Ты просто не хочешь пускать меня на свою территорию.