В.Гюго, как и его многие современники — республиканцы, считал Луи-Наполеона главным и единственным виновником государственного переворота. «С одной стороны, — писал В.Гюго, — целая нация, первая из наций, с другой стороны — один человек, последний из людей; и вот что этот человек сделал с этой нацией! Он топчет ее ногами, смеется ей в лицо, издевается над ней, поносит, оскорбляет, унижает, позорит ее!… Всякий раз, как Бонапарт плюет, все должны вытирать лицо»{4}. Накал полемических произведений В.Гюго, как мы видим, настолько высок, он так люто ненавидит Луи-Наполеона, что выбирает самые сочные выражения и не стесняется в оскорблениях. В. Гюго называет его «подлым», «человечишкой», «пигмеем», «шакалом», «ничтожеством», «Мандреном из Лилипутии» — вот лишь немногие из этих эпитетов. Филологи с удовольствием разбирали памфлет «Наполеон малый», поскольку только в нем можно было найти такое обилие грязных французских ругательств и двусмысленных речевых оборотов. При переводе на русский язык значительная часть этих перлов была сглажена или просто убрана.

Если для Виктора Гюго Луи-Наполеон — это исчадие ада, то К. Маркс в своих двух наиболее известных работах «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 гг.»{5}и «Восемнадцатое брюмера Луи-Бонапарта»{6} рисует его как жалкое ничтожество, посредственность и труса. Однако не следует забывать, что работы К. Маркса и Ф. Энгельса имели характер памфлетов, носивших пропагандистский характер{7}. К тому же в тот момент многие документы были им просто недоступны, что, безусловно, отразилось на глубине исследования. К. Маркс, решивший втиснуть историческую реальность в жесткие рамки классовой борьбы, не смог объяснить ни феномена бонапартизма, ни его воплощения в образе Луи-Наполеона, ни значения личности принца, который создал собственную политическую доктрину и сумел переиграть всех своих противников в острой политической борьбе. Тем не менее произведения К. Маркса и Ф. Энгельса до сих пор являются важными источниками по изучению революции и политического развития Франции в 1848–1852 годах. Таким образом, под влиянием работ В. Гюго и классиков марксизма негативное отношение к перевороту и его вдохновителю на долгие годы прочно закрепилось как в историографии, так и в суждениях широкой публики.

После крушения Второй империи и серьезных изменений в общественно-политической жизни Франции начала XX века проблемы революции 1848–1849 годов и государственного переворота 1851 года вновь стали объектом пристального внимания историков. Основная заслуга этих авторов заключалась в том, что после ожесточенной дискуссии первых лет Империи они попытались проанализировать действия принца-президента с учетом различных точек зрения. Несколько позднее была опубликована работа графа Керри{8}, в которой он приводил интересные сведения о подготовке государственного переворота со стороны орлеанистов и об активности тайных обществ в провинции. В последующем интерес к локальной истории Франции привел к появлению целого ряда работ, посвященных тем или иным аспектам провинциальной жизни{9}, которые открывают новые перспективы в изучении как самого переворота, так и его предпосылок.

В 50–60-е годы XX века можно выделить несколько тенденций в развитии историографии изучаемой темы. Во-первых, происходит постепенный отказ от негативного восприятия как личности Луи-Наполеона, так и переворота, которое сложилось в первые годы Второй империи с легкой руки республиканских историков. Появляется ряд серьезных работ, авторы которых попытались, оставив в стороне эмоции, разобраться в предпосылках и причинах переворота 2 декабря{10}. Так, французский исследователь Ж. Биоде считал, что Луи-Наполеон пришел к власти при помощи самого французского народа и проводимая им авторитарная политика полностью соответствовала желанию Франции{11}. С ним спорит Б. Во, который утверждал, что проводимая принцем-президентом политика привела к крушению Второй республики и свертыванию демократических свобод в стране{12}. Свой вклад в изучение причин переворота внес А.Гийемен{13}, который в своем исследовании рассматривал представителей «партии порядка» в качестве сообщников Луи-Наполеона. В свою очередь, Андре-Жан Тюдеск серьезно подошел к проблеме популярности имени принца в среде широких народных масс, особенно крестьянства, накануне президентских выборов в 1848 году, внеся таким образом большой вклад в изучение проблем бонапартизма в целом{14}.

Во-вторых, с приходом к власти в 1958 году генерала Де Голля в полной мере проявилась прямо противоположная тенденция, когда события государственного переворота 2 декабря 1851 года стали объектом политических спекуляций{15}. Будущий президент Франции Франсуа Миттеран, бывший в то время одним из лидеров социалистического движения, подверг беспощадной критике режим Де Голля, утверждая, что тот позаимствовал приемы по захвату власти у Луи-Наполеона{16}. Несмотря на сложные отношения, сложившиеся в 60-е годы между французскими коммунистами и социалистами, один из лидеров ФКП Жак Дюкло{17} также проводил параллели между режимом Второй империи и Пятой республики, подчеркивая близость двух политических течений — бонапартизма и голлизма. Эти работы носили пропагандистский характер, поэтому в методологическом плане они оказались совершенно беспомощными. Уже в 1985 году, будучи президентом республики, Франсуа Миттеран вновь обращается к истории переворота 2 декабря 1851 года{18}. Для Миттерана Луи-Наполеон — герой, а Де Голль всего лишь выскочка у власти — вот основные идеи его книги. В свою очередь, коммунисты с радостью стали проводить малоприятные параллели между Миттераном и Луи-Наполеоном, а правые с удовольствием записали Миттерана в «человека порядка».

Третья тенденция заключалась в том, что в 60-е годы особенно популярным стало сравнивать режим Луи-Наполеона с другими авторитарными режимами новейшего времени: то с итальянским фашизмом, то с немецким нацизмом{19}. Подобные параллели позволяют лучше прояснить некоторые аспекты деятельности Луи-Наполеона, но в целом они оказались несостоятельны, поскольку эти явления имели место в различные исторические эпохи.

Марксистское направление во французской историографии представлено А. Собулем, который в своих работах и статьях{20} попытался с точки зрения классовой борьбы в деревне в середине XIX века объяснить причины, побудившие крестьян выступить с оружием в руках против переворота 2 декабря 1851 года. По его мнению, сопротивление перевороту было вызвано распадом крестьянской общины и социальной напряженностью в деревне. Однако он оставил без внимания такой важный фактор, как действия тайных обществ социалистов накануне и во время восстания, что в значительной степени обедняет его выводы.