– Ты прав, пожалуй, – нехотя согласился Бард.

Они вышли из тесной коморки, послужившей им репетиционной комнатой, и, никем не сопровождаемые, проследовали по не менее узкому коридору и поднялись к себе на этаж.

– Уже полночь! – присвистнул Север, первым зайдя в гостиную. – Похоже, у нас не осталось иного выбора, кроме как хорошенько выспаться.

– Выбор есть всегда, – пробурчал Эдвин и скрылся в своей комнате, демонстративно хлопнув за собой дверью. Остальные музыканты лишь обменялись красноречивыми взглядами и так же молча разбрелись по предоставленным им опочивальням.

Мойра наивно надеялась, что после смятения и волнений прошедшего дня сон не заставит себя долго ждать. Она рухнула на постель в абсолютном изнеможении, но капризный Морфей со свойственным ему легкомыслием передумал заключать певицу в свои объятия.

Казалось, что все было вверх тормашками – что только сейчас, после часов лихорадочных сновидений с приходом ночи наступило долгожданное пробуждение, и Мойра осталась одна, в абсолютной ясности, наедине с догорающей свечой и тишиной собственных мыслей.

Странно, подумалось Мойре, почему до сих пор она не видела ни одного слуги, кроме Распорядителя? Кто застелил ее постель, кто отворил ей сегодня утром, кто приготовил обед и накрыл на стол? Почему по прибытии к черным воротам замка ее встречал только Распорядитель, и кто ранее встретил его? Миллионы вопросов, что не посетили ее в течение дня, казались такими очевидными в ночной темноте замка без окон.

Кто жил в этих тесных, сгорбленных катакомбах? Кто составил смертельный контракт?

И боялась ли она? А можно ли было бояться абсолютной неизвестности? Настолько абсурдной, настолько нелепой, что даже сам предмет ее страха никак не желал себя проявить?

И все же страх был. Он был настоящим и честным, он был даром ночи, последней связью с реальностью, он был животным, рациональным, действительным. Он был везде. Он был холодной неизбежностью – слишком явной, чтобы отпустить ее мысли; слишком гордой, чтобы перерасти в панику.

Здесь могла прерваться ее жизнь. Мойра в этом не сомневалась. Это была данность, факт, обстоятельство. Мойра знала это с той же уверенностью, с которой иной раз даже на расстоянии ощущаешь кончину близкого человека. Вероятность смерти витала в воздухе и скрежетала под ногами, она была на коврах и между нитей разлагающихся гобеленов. Замок дышал смертью, он был смертью. Он просто был.

В гостиной скрипнула и притворилась дверь. Кто-то мягкой походкой преодолел пространство пустой комнаты и вышел в коридор. Вскоре шаги стихли.

"Зачем он вышел?" подумалось Мойре. А затем: "А что, если это был не он?" Кто-то другой. Не Бард.

Она приподнялась на кровати и прислонилась к холодной стене. Почему-то так было легче.

Свече оставалось совсем немного. Нужно было зажечь от нее новую, но сил на это категорически не оставалось. Она закрыла глаза.

Бард.

Он был с ней везде. И даже сейчас, в кромешном мраке этой богом забытой кельи, он стоял перед ее взором.

– Ты пришла.

И все. Просто – "Ты пришла". Таким было его приветствие. После всех этих лет, после стольких баллад и десятка придуманных жизней, в момент новой встречи он не нашел для нее больше двух слов. Собственная реакция не отложилась в ее памяти. Возможно, она нерешительно улыбнулась; возможно, она не сумела скрыть своего замешательства. Его лицо было привычно непроницаемым, а его ищущий взгляд как обычно пытался рассмотреть в ней что-то, что она никогда не смогла бы определить. Он сбивал ее с толку.

Они оставались вдвоем в главном зале таверны «Под крылом черного лебедя». Все завсегдатаи уже разбрелись по домам, все гости уже видели десятые сны у себя в комнатах, и даже хозяин заведения поспешил откланяться, многозначительно подмигнув Барду и Мойре на прощание.

– Я уезжаю этой ночью, – заявил Бард. Это была его вторая реплика за вечер.

Привычным движением, он поправил волосы, сползшие ему на глаза. Как всегда, немного неряшлив; как всегда, до боли прям и немногословен.

Она испугалась его в тот момент, но то был совершенно иной вид страха.

– Куда? – только и смогла спросить Мойра.

– Я подписал контракт с местным герцогом, – пожал плечами Бард. – Нужно отыграть концерт для его дочки в близлежащем замке.

– Том, что в ущелье? – уточнила Мойра. Бард кивнул.

– Ты будешь выступать один? – спросила она и тут же возненавидела себя за малодушие.

Бард пристально посмотрел на нее, и Мойра отвела взор; она не увидела, как менестрель пожал плечами.

– Ты можешь составить мне компанию, – равнодушно сказал он. – Но для этого придется заключить контракт с господином Распорядителем. Я подписал документ нынче вечером – думаю, что до утра распорядитель будет еще здесь. Попробуй застать его во время завтрака.

Мойра кивнула. Бард сухо пожелал ей спокойной ночи и направился к лестнице. В дверях он остановился и, как будто только что вспомнив о чем-то важном, обернулся.

– Только читай контракт внимательно, – внезапно посоветовал Бард. – Очень внимательно.

Он вышел из зала.

Его напутствие было бы лишним, хотя Мойра, конечно же, не стала его игнорировать. Она прочитала контракт.

Сложно сказать, что воспреобладало тогда в ней. То ли она, как и Эдвин, не поверила в серьезность описанных там угроз, то ли она и вправду была глупой, безответственной девчонкой, потерявшей свою голову, как последняя деревенская простушка. Но она подписала контракт, не раздумывая ни секунды. И теперь она была здесь, в пустой комнате без окон и неоконченной сонатой, в которой ей не было места.

***

Мойра вздрогнула, когда в дверь постучали. Надеясь, что стук ей почудился, она подождала несколько тревожных ударов сердца, но вскоре сигнал повторился.

– Мойра, –прошептал знакомый голос по ту сторону. – Это я, Бард. Будь добра, отопри мне.

Мойра соскользнула с кровати и подбежала к двери. Руки отчего-то перестали ей повиноваться. «Это неважно, ведь я всего лишь певица», с горькой ухмылкой подумала девушка. Когда неожиданно упорная борьба с засовом наконец разрешилась в ее пользу, Мойра еще несколько мгновений не решалась сделать последнее движение. Это был конец. Она знала это. Знала, что пути обратно не будет.

– Мойра, – мягко позвал ее Бард. – Мойра, отвори, пожалуйста.

– Сейчас, – шепотом отозвалась она и потянула дверь на себя.

Мойра была готова к худшему, но, даже несмотря на это, она не смогла сдержать возглас изумления.

Бард был встревожен. На лице любого другого человека это выражение застыло бы маской холодного безразличия, но для сдержанного Барда оно сияло предвестником паники. Более того, его и без того бледная кожа сделалась мертвенно-белой. Менестрель застыл перед