у тебя уже третий раз подряд повторяется. У тебя, если по науке, самый злостный переходный возраст. Идёт, понимаешь, переделка из подростка в девушку, причём страшно привлекательную.

— Дурак и не лечишься.

И тут я, неожиданно для себя, приняла важнейшее решение: окончательно решила стать Юрием. А что? Фактически я и есть он. А что касаемо женских воспоминаний и вообще прошлого опыта… так это гигантское подспорье.

— Так точно! — легко согласился новоявленный Юрий — Весь в тебя, сестричка. Ну, так что будешь готовить?

— Ну не знаю… Я только борщ умею, да щи… ну ещё суп и второе. И оладьи. Только это не праздничная еда.

— Точно, не праздничная. Решено! Беру управление на себя. Кого позовёшь?

— Ну… Олю Чернышевскую, Фаю Казанбаеву и Кайрата Ахметова. Ну и Генка припрётся.

— Какой Генка?

— Какой-какой — передразнила Лена — дружок твой закадычный, Денисенко. Опять будет мне песни петь и никому не позволять со мной танцевать.

— Опаньки! А тебе это неприятно?

— Приятно — Леночка покраснела как маков цвет — только неловко. Все же видят.

— А хочешь, Леночка, я тебе сделаю пророчество?

— Какое пророчество?

— А вот какое: вы с Генкой вместе поступите в институт, на втором курсе поженитесь, и будет у вас четверо детей.

— Дурак! — ещё гуще покраснела Лена — А почему в институт вместе поступим?

— Генка ещё в армии должен отслужить, а ты тем временем закончишь школу. Поняла? Но мы отвлеклись. Ты насчитала четверых. Плюс мы с тобой, плюс мама с папой, плюс твоя крестная, итого девятеро.

— Погоди, как ты сказал? Папа?

— Сказал. Я понял, что был неправ, не признавая Владимира Алексеевича за отца. Но раз ты мне сестра, значит он для меня отец.

— Спасибо, Юра! Папа очень переживает из-за этого.

— Ладно. Продолжим: на горячее сделаем шаверму. Кроме этого, салаты «Оливье», «Мимоза» и селедку под шубой, а на сладкое будет шарлотка и земляника со сливочным кремом. А на вторую еду сделаем рыбу в кляре. Ну и чаю сколько влезет. А устроить всё лучше на природе, например прогуляться на Первый Бугор.

— Давай лучше проведём всё это на озере, в Казанке, папа нас туда на своей машине отвезёт.

— Конечно, так будет лучше.

— Только, Юрка, ты точно сумасшедший. Во-первых, я не умею всё это готовить, во-вторых, на «Оливье» нужен майонез, а у нас, его нет, и нескоро будет. Папа же говорил, что Курганский масложирзавод на профилактике. И что такое твоя шаверма я не знаю.

— Ленусик, отвечаю по пунктам. Во-первых, готовить будем вместе, и под моим чутким руководством. Во-вторых, майонез сделаешь ты лично, опять же под моим руководством. Ну а шаверма — это такое арабское блюдо, очень лёгкое в приготовлении. Готовить будете вместе с девчатами, опять же, под моим чутким руководством.

— Юра, ты откуда знаешь рецепт майонеза?

— Не помню, вычитал где-то.

— А точно получится?

— Конечно. Я уже делал один раз — господи, как же легко я умею врать!!! — потом разлил по баночкам и маме отдал, когда она новогодний стол готовила, и никто ничего не заметил.

— А почему не сказал?

— Понимаешь, сначала хотел посмотреть, отличат ли по вкусу, а потом как-то забыл.

— Слушай, давай сейчас сделаем, к приходу родителей?

— Да запросто. Давай яйца, я буду их мыть с мылом, а ты принеси отцовскую дрель, пассатижи и стальную проволоку.

— Зачем?

— Сейчас сама увидишь.

Я согнул из проволоки шестилопастный венчик, тщательно отмыл его с мылом и закрепил в дрели.

— Ну-с, сударыня, приступим! Раздели-ка яйца на белок и желток. Не умеешь? Не беда, сейчас покажем.

— Ой, это действительно легко!

— Значит так: желтки шести яиц мы заливаем ложкой уксуса и начинаем взбивать. Видишь, желтки побелели? Теперь начинаем вливать масло. Я кручу дрель, а ты лей тонкой струйкой.

— Юрочка, у нас получается!

— А то! Между прочим, это четвёртый разряд повара-кондитера. Кончилось масло? Теперь бери стакан, в котором мы сделали раствор специй и тоже лей тонкой струйкой.

— Ой, получилось! Дай попробовать?

— А вот держи венчик, с него вкуснее слизывать.

— И чем это дети заняты — послышалось от дверей — неужели чем-то полезным?

— Ой, мамуля, мы с Юрой тут майонез делаем! Получилось! Вкусно! Правда не вру! — и Лена бросилась к матери, суя ей в рот, венчик с остатками майонеза — Юра сказал, что с венчика вкуснее пробовать.

Мать лизнула, сосредоточенно нахмурилась, лизнула ещё и улыбнулась:

— И, правда, получилось. И даже не Провансаль, а Салатный. Я угадала?

— Правильно. Я специально побольше уксуса положил, и растертые укроп с петрушкой.

Мать подошла к столу, отрезала тонкий ломтик черного хлеба, положила сверху капельку майонеза и отправила в рот.

— Я его так, по-простому люблю, хоть говорят, что это вредно для фигуры.

— Мамуля, мамуля, а Юра на мой день рождения будет готовить шувурму! Правда, Юра?

— Не совсем. Во-первых, шаверму, а во-вторых, готовить будете вы с подружками, а я только руководить.

С улицы послышался звук подъезжающего грузовика. Я вытер руки о полотенце и направился к двери:

— Пойду, батю встречу.

Краем глаза я увидел, как Лена начала что-то объяснять пораженной матери.

У ворот стоял старенький, но ухоженный ЗиС-151, «Мормон», с фотографией Сталина на лобовом стекле. Отчим Юры как раз опускал задний борт. Это был крепкий мужик лет тридцати пяти. Жилистый, сухощавый, небольшого роста. Типаж алтайского чалдона — похож на знаменитого Михаила Тимофеевича Калашникова. Владимир Алексеевич и был родом с Алтая, из славного города Бийска.

«Да — подумал я — а свекор не сильно изменился, впрочем, молодость и ему к лицу».

Молча подошел, помог отчиму опустить борт и запрыгнул в кузов.

— Папа, что подавать?

Лицо Владимира Алексеевича дрогнуло, но он не показал волнения.

— Двигай сюда вон те шпалы — распорядился он.

Я выдвинул три лежащие в кузове старые, но крепкие железнодорожные шпалы, затем мы вместе опустили их с кузова и в вертикальном положении откантовали ближе к забору, и там уложили одну на другую, чтобы не мешали проходу.

— Папа, в следующую субботу у Леночки день рождения.

— Помню. И что вы задумали?

— А ты не мог бы договориться, взять машину и отвезти всех нас на озеро, в Казанку?

— Могу, конечно. А «нас», это кого?

— Вы с мамой, тёть Лида, Ленуськина крестная, четверо Ленуськиных друзей, сама Ленуська, ну и я. Итого девять человек.

— Тогда десять: Валерку, Лидиного мужа ты не посчитал?

«Точно, Лида с Валеркой развелись аж в восьмидесятые годы» — вспомнил я.

— Точно.

— Ладно. Тогда я пятницу возьму в автобазе скамейки, чтобы в кузове