К моей радости, на манеж выбежали несколько красивых белых пони, украшенных плюмажами. Они галопом проскакали вокруг джентльмена в красном сюртуке, а он щелкал хлыстом. Затем на манеж выбежала еще одна лошадь, разубранная необычайно красиво. Публика заахала и засвистела, приветствуя наездницу, стоявшую в седле. Такой красивой женщины, как она, я в жизни не видела! Наездница была одета довольно легко: в изумрудно-зеленое атласное платьице, из-под которого виднелись ярко-красные панталоны. Пока лошадь гарцевала по манежу, красавица в изумрудном платьице принимала разные позы, а затем вдруг сделала в седле стойку на руках! Она стояла, прямая как свечка, а лошадь бегала по кругу.

– Фу, гадость какая! – воскликнула Мэри Ньюлинг. – Бесстыдница, у нее все напоказ!

Негодования экономки никто не разделял. Публика радостно кричала, свистела и улюлюкала.

Перед самым концом номера, когда лошадь уже направлялась за кулисы, наездница свалилась с седла и задрыгала ногами в ярко-красных панталонах, но зрители зааплодировали еще сильнее, решив, что так было задумано.

Следом за наездницей на манеж вышел силач в леопардовом трико и алых сапогах. Он без труда поднимал тяжеленные на вид гири.

– Сплошной обман! – ворчала Мэри Ньюлинг. – Гири у него не настоящие, воздухом надутые!

Но я кричала и хлопала вместе с остальными. Мне ужасно нравилось в цирке.

Вдруг оркестр снова умолк, и на манеж выбежали клоуны.

Уродливые, нелепо одетые и ярко размалеванные, они словно вышли из моих страшных снов! Они падали в опилки и валялись в них, подставляли друг другу подножки, обсыпали друг друга из ведер нарезанной бумагой, пускали конфетти в зрителей и исполняли всевозможные трюки. Как ни была я мала, мне сразу стало ясно: на манеже творится что-то непотребное. Мне совсем не было смешно; я сильно испугалась. И вдруг одно ужасное создание с ярко накрашенными губами, растянутыми в улыбке, раскинув руки, побежало ко мне…

Я забилась и закричала, и меня пришлось выносить на руках, что было нелегко. Зрители были недовольны тем, что представление прервали; никто не хотел уступать нам дорогу. Многие ругались и приказывали Молли, тащившей меня, «заткнуть малявке рот».

Я горько рыдала всю дорогу домой. Молли Дарби тоже плакала, она боялась, что во всем обвинят ее. Мэри Нью-линг то утешала меня, то ругала Молли, то торжествующе объявляла: она с самого начала говорила, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет!

И вот теперь все детские страхи вернулись ко мне на мосту. Оцепенев от ужаса, я в упор смотрела на клоуна, хотя и понимала, что он, скорее всего, – бедный безобидный артист, который тяжелым трудом зарабатывает себе на хлеб. Бесси крепко схватила меня за руку и громко сказала:

– Не волнуйтесь, миссис! Давайте повернем назад и перейдем на нашу сторону по Вестминстерскому мосту! Нам не придется делать большой крюк.

Но я во время прогулки натерла ногу и понимала, что Бесси, должно быть, тоже устала. Не хотелось возвращаться назад из-за каких-то глупых страхов. Я внушала себе: «Стыдно вести себя так глупо при шестнадцатилетней девочке».

– Нет, Бесси, – решительно возразила я, – ничего, мы пройдем по этому мосту, как и собирались. Клоун ни в чем не виноват. Погоди… – Я сунула руку в сумочку на шнурке, которую носила на запястье, и достала оттуда несколько монет. – Вот, брось ему в шляпу.

Бесси взяла мою лепту и быстро подошла к клоуну.

– Вот, держите! – громко сказала она прямо в размалеванное лицо. – Хотя с такой физиономией, как у вас, только людей пугать! – Монетки со звоном упали в перевернутую фетровую шляпу, лежавшую у ног артиста.

Клоун расплылся в улыбке и посмотрел прямо на меня. Потом, не сводя с меня блестящих карих глаз, он стащил с рыжего парика свой дурацкий головной убор и поклонился. Взгляд у него был такой острый и проницательный, что я просто окаменела. Какое-то время я не слышала и не видела ничего из того, что творилось вокруг меня. Хотела отвести от него взгляд – и не могла. Клоун выпрямился, надел шляпу, но по-прежнему смотрел на меня в упор.

– Будет теперь вас знать. – Бесси подошла ко мне. – Вот уставился! Пусть он и артист, а о хороших манерах понятия не имеет. Хоть вы и клоун, а нечего пялиться на порядочных женщин! – Она погрозила ему кулаком.

Чары развеялись. Клоун отвернулся, и мой паралич прошел.

– Пошли! – приказала я, и мы прошли мимо него по мосту.

Бесси трусила рядом.

Вдруг впереди мы снова заметили Томаса Тапли; видимо, он, как и мы, возвращался домой. Если только он не заходил куда-то по пути, он, наверное, забрался так же далеко, как и мы с Бесси. Шагал он, как и раньше, быстро; мы не могли за ним угнаться.

Неожиданно кто-то поравнялся с нами. Покосившись в сторону, я, к своему ужасу, увидела клоуна!

Почему он прервал представление? Неужели следит за нами? Сердце у меня екнуло. Но оказалось, что мы с Бесси для него никакого интереса не представляем. Клоун обошел нас; его ярко-рыжий парик замелькал впереди. Он замедлил ход и держался в нескольких шагах от Тапли. Если бы Тапли обернулся, он непременно заметил бы такую яркую личность; правда, на мосту было много пешеходов. Мне показалось, что клоун старательно пропускал других вперед, отгораживаясь от потертого бутылочно-зеленого сюртука. Но Тапли ни разу не обернулся. Несомненно, ему, как и нам, не терпелось вернуться домой и выпить чаю. Оба они, и Тапли, и клоун, шагали быстрее нас. Вскоре толпа, которая расступалась, пропуская клоуна, сомкнулась за ним, и я его больше не видела. Судя по всему, мистер Тапли и его преследователь перешли на другую сторону задолго до нас. Когда мы очутились на нашем берегу, они оба уже скрылись из вида.

Мною овладело дурное предчувствие. Я внушала себе, что у меня разыгралось воображение. И все же мне показалось, что клоун следил за Томасом Тапли.

В тот вечер я не рассказала Бену о клоуне и Бесси велела помалкивать. Придя домой, мы с ней занялись пирогом со стейком, элем и устрицами к ужину. О том, что произошло, мы не говорили даже друг с другом. Я стеснялась своей, как мне казалось, трусости. Непонятно почему, я немного беспокоилась за Тапли, хотя и твердила себе, что моя тревога – лишь следствие моих собственных страхов.

Бену я сказала, что мы встретили жильца миссис Джей-мисон. Я передала ему привет от Тапли и выраженную им надежду, что он избавит Лондон от негодяев.

– Мы делаем все, что от нас зависит, – сухо ответил Бен. – Но наша работа немного похожа на борьбу с тем древнегреческим чудищем: отрубаешь одну голову, а на ее месте вырастает семь…

– С гидрой, – подсказала я.

– Вот именно. Лондонский преступный мир такой же. Мы арестовываем злодея и предаем его суду. Судья отправляет его в тюрьму. Но еще до окончания процесса место одного негодяя занимают двое новых… – Он отрезал себе кусок пирога. – Значит, больше вы никого не встретили?