‒ Умеют же некоторые падать, ‒ слышу все тот же писклявый голосок.

‒ Это вместо "извините", я так понимаю? ‒ резко развернувшись, одариваю недобрым взглядом нахалку с чемоданом.

‒ Ну что ты, дорогая! Я же не специально, ‒ лепечет костюмерша.

Наконец-то очередь начинает шевелится. Бурчу «проехали» и, прихрамывая, отхожу в сторону.

Лодыжка болит, каблук шатается. Босоножки приходится снять.

Ощутив измученными ступнями прохладный мрамор, я испытываю какой-то нечеловеческий восторг. Хочется запрокинуть голову, раскинуть руки и кружиться ‒ ликовать красиво, «по-киношному». Я реально собираюсь исполнить этот танец освобождения от проклятых шпилек, но вспоминаю, что даже не поблагодарила того ловкого и чудесно пахнущего незнакомца, который помог мне не пропахать приятный мрамор лицом.

Оглядываюсь, но в фойе никого нет. Все уже вышли.

Стою и смотрю сквозь широкие, раскрытые настежь двери, как красиво на уставший от зноя город опускается теплый августовский вечер. На несколько минут забываю о мучившем меня целый день голоде, но пустой желудок напоминает о себе настойчивым урчанием.

Есть хочется страшно! До начала фуршета точно не дотяну. Надо вызвать такси и по пути заехать на Макдрайв за бургером.

‒ К сожалению, в вашем районе машин сейчас нет, ‒ извиняется третий по счету оператор. Приложения обещают доставить меня по адресу в лучшем случае через три часа, а опаздывать не хочется.

‒ Чёрт, фак, ходер, — вслух ругаясь на привычных мне языках, я выхожу на улицу и тут же врезаюсь в знакомую белую рубашку.

На этот раз не падаю. Даже ухитряюсь немного отстраниться и, задрав голову, посмотреть в лицо своему спасителю.

И что же я вижу? Боже ж ты мой!

В золотых закатных лучах передо мной стоит необыкновенно красивый парень. Нет, не так! Офигительно красивый! Просто нереально! Высокий, отлично сложенный, загорелый, с слегка вьющимися каштановыми волосами и, кажется, зелеными глазами. Чуть ниже его левого плеча красуется четкий отпечаток моей губной помады.

Я поцеловала его прямо в сердце, ‒ думаю и багровею от стыда. Как раз в цвет заката.

А он улыбается.

Господи! Как же он улыбается! Завораживающе красиво, открыто и так уверенно.

Глава 2

Никита: Мне нравится эта девочка

Смотрю на нее и не могу перестать улыбаться. Она кажется смешной и прекрасной одновременно. Босая, в тонком шелковом платье, с золотыми локонами, в которых играет заходящее солнце… Богиня, извергающая ругательства на разных языках.

‒ Всё нормально? — я с трудом сдерживаюсь, чтобы не засмеяться.

‒ О да, прекрасно! — отвечает она без тени иронии, ‒ Огромное спасибо, что не дали упасть. Каблук надломился, вот…

Богиня поднимает повыше босоножку с красной подошвой и потом вдруг начинает говорить быстро-быстро:

— Не страшно! Ерунда! Вот рубашку я вам случайно испачкала, прошу прощения. Могу исправить. У визажистов есть такие волшебные салфетки, они быстро удалят пятно. Я сбегаю, возьму? Мне так неловко…

Она болтала, а я зачарованно смотрел на ее губы. Пятно меня совсем не волновало, а вот эти красные губы ‒ очень даже. Мне вдруг захотелось приблизиться к ним вплотную. Кажется, я даже слегка наклонился.

Я заприметил ее еще в очереди. Особенно когда она сняла пиджак, и мой взгляд уткнулся в оголенную до поясницы спину, по которой тяжелыми локонами спадали длинные волосы. Их цвет напоминал зрелое пшеничное поле. Вообще-то, я всегда предпочитал брюнеток, но тут что-то зацепило. Я едва сдержался, чтобы их не потрогать. Это было странное желание, если учесть, что лица девушки я тогда еще не видел.

Интересно, кто она? Участвовала в конкурсе или работала за сценой? Может, журналистка с телевидения или блогер? Сколько, интересно, ей лет?

Мы почти поравнялись, когда какая-то недотёпа ткнула ее чемоданом, и она в прямом смысле упала ко мне в руки.

Это было неожиданно и чертовски приятно. Я поддался внезапному желанию и в течение нескольких долгих секунд прижимал ее к себе. Что-то шепнул на ушко, вдохнул ее запах, и как туманом накрыло. А потом она выпрямилась, развернулась и отошла в сторону. Все что я увидел — это опущенные ресницы и алые губы.

В себя пришел, когда уже к машине подходил.

Что это за хрень была? Подержал незнакомую барышню за талию и поплыл, как мальчишка.

Эй, Ник, тебе двадцать семь скоро, баб уже столько было — со счету сбился, всех рас и мастей. Что в ней особенного? На этом вопросе я развернулся и пошел обратно узнавать ответ.

И вот она стоит напротив, что-то тараторит про пятно от помады, щурится от низкого солнца и часто моргает, извиняясь через слово, а мне хочется взять ее за руку, притянуть ближе и посмотреть в глаза. Я реально протягиваю руку.

Она не отпрянула, не удивилась, протянула свою в ответ.

‒ Никита, ‒ представляюсь я.

‒ Софи, ‒ улыбается она и тут же исправляется, ‒ Соня, то есть.

Наши ладони соприкасаются, и снова начинается хрень с туманом. Заторможенность и вата в башке. Стою и улыбаюсь, как олигофрен.

Софи, значит. Точно блогерша! Они любят представляться западными вариантами своих имен. Или модель? Хотя взгляд глубокий и манерности нет. Может коуч, психолог? Для конкурсантки рост не подходящий, а вот фигурка что надо. Что же она тут делала, и как бы мне продолжить это чертовски приятное знакомство? Может, на автопати в отцовское поместье ее пригласить?

Сегодняшнее мероприятие и мое в нем участие — бред полнейший, но отец попросил его заменить, и я не смог отказать. Он редко о чем-то просил. Половину моей жизни мы с ним прожили в разных странах и параллельных вселенных.

Свою строительную империю Александр Гордиевский начал возводить еще в девяностые и к тридцати заработал не один валютный миллион, так что мне было суждено родиться с золотой ложкой во рту и расти в необычной семье.

Я не помню своих родителей счастливыми. В момент своей судьбоносной встречи оба уже были состоявшимися личностями и матерыми акулами бизнеса. Мама поставляла с Востока ткани и искала помещение под шоу-рум. Отец строил очередной торговый центр и считался одним из богатейших людей области. Она пришла к нему на прием, чтобы договориться о рассрочке на покупку магазина, а он взял и подарил ей его. Тогда он еще был способен на безрассудные поступки.

Их роман вспыхнул, как спичка, и так же быстро прогорел. Думаю, они перестали любить друг друга еще до моего рождения, но мое появление вынудило их зарегистрировать брак. Впрочем, он был расторгнут спустя семь невыносимых лет, которые сопровождались скандалами в режиме нон-стоп. Вскоре после развода мама переехала на Бали. Я же, по обоюдному решению, остался под опекой отца.