Действительно, Зоя Ивановна снова почувствовала интерес и вкус к жизни.

К ней вернулось естественное для любой женщины желание кому-то нравиться.

Весь вспыхнувший сердечный жар, потребность о ком-то заботиться она обрушила на маленькое беззащитное существо – Тошку.

Кстати, и он не хлопал ушами. Едва хозяйка устраивалась на диване перед телевизором посмотреть сериал, как пёс вспрыгивал следом, требуя внимания.

И если днём это были подвижные игры, то вечер проходил по иному «сценарию».

Вначале Зоя Ивановна делала вид, будто равнодушна к собаке, и даже отворачивалась.

Тошка начинал нетерпеливо ёрзать, скулить, заглядывать хозяйке в глаза и взлаивать: «Ну что ты такая вредная! Давай побегаем, в разыскалки поиграем!»

– Отстань. Дай хоть раз посмотреть спокойно, – отстранялась от надоеды Зоя Ивановна. – Видишь, как в телевизоре женщин любят: ухаживают за ними красиво, дорогие подарки, цветы приносят, слова нежные говорят, от которых сердце тает. Слушаются во всём, а ты? Кошку сегодня опять гонял? Чем она тебе мешала?

Тошка презрительно морщился, не желая обсуждать такую мелочь.

– С бульдогом кто опять задирался?

Тошка несогласно рычал, отворачивался, показывая зубы, мол, дрался – и буду драться…

– А детскую коляску кто пометил? В ней что, твой ребёнок лежал? А меня его мама отругала. За тебя, между прочим.

Тошка смущенно прятал нос под рукой хозяйки и виновато прижимал уши.

– В мусорном баке кто рылся, не знаешь? – продолжала обличать шкоду Зоя Ивановна. – Я что, плохо кормлю тебя? Нет? Так почему ты меня перед людьми позоришь? А ещё другом считаешься. Стыдно, Тошон Барбосович.

Тошка поднимал одно ухо, другое, вздыхал, смотрел в потолок, не соглашаясь, но и не отрицая проступка.

– А теперь ответь, Отелло усатый, ты за что соседа собирался за ногу укусить, когда я с ним за руку поздоровалась?

Тошка насторожил уши и заворчал в сторону двери.

– Погоди, так ты и его ко мне приревновал?! Ну и дурачок! Мне что, совсем с мужчинами нельзя разговаривать? Признайся, Тошка, ты неисправимый собственник и эгоист, а не друг. Нет, играть с тобой я сегодня не стану, не заслужил. Иди в свой угол и не мешай смотреть, – закончила вечерний разбор Зоя Ивановна, искоса поглядывая на убитого горем пёсика.

Тот отполз в дальний угол дивана и затих.

Такой оборот дела хозяйку не устраивал, и вскоре она легонько дёргала Тошку за шерсть.

Обиженный пёс плотнее вжимался в угол.

Тогда Зоя Ивановна хватала злюку за лапы и подтаскивала ближе.

Но Тошка ворчал и уползал на прежнее место.

– Что надулся? Критики не любишь, проказник непослушный?

Тошка махал обрубком хвоста: «Да ну тебя!..»

– А помнишь, как ты на днях за белогрудой лаечкой ухлёстывал? Так хвостом вилял, мордой лебезил, глазами подхали-мажничал – смотреть стыдно было. Ты тогда про меня совсем забыл. А я, между прочим, целый час ждала, пока она тебе отворот даст.

Тошка горестно вздохнул, но промолчал, признав недавнее любовное поражение.

– Может, разойдёмся по-хорошему? Ты отправишься свою вертихвостку искать, а я с кем-нибудь на танцы схожу…

– Ну что ты глупости болтаешь! – морщился расстроенный пёс, поднимая и опуская уши и хвост. – Уж и обидеться нельзя…

– Ну, тогда иди мириться…

Будто сильная пружина подбрасывала притвору вверх! Он прыгал хозяйке на грудь, юлил, скулил, стараясь языком дотянуться до её лица.

Зоя Ивановна уклонялась, отворачивалась и хохотала:

– Фу, гадкий!.. Противный!.. Мокроносый!.. Вот я тебя! – и катала Тошку по дивану, трепала за уши, прижимала подушкой, грозя сквозь зубы: – У-у-уф! Придушу!.. И как я раньше жила без тебя, чертёнок упрямый? Сама не знаю…

Тошке делалось не в шутку больно, но он мог вытерпеть и отрывание ушей, лишь бы продлить минуты счастья.

Улучив момент, пёс всё же ухитрялся чмокнуть хозяйку в губы, после чего та, смеясь и отплёвываясь, шла умываться, а Тошка цеплялся зубами за полу её халата и, дурачась, волочился по полу, сгребая половики.

Зоя Ивановна гонялась за озорником с веником, а он увёртывался, прятался.

Наигравшись и надурачившись, друзья возвращались на диван. И стоило Зое Ивановне сказать: «Всё, довольно. Я устала», как Тошка успокаивался и замирал под её рукой.

Зоя Ивановна не дрессировала собаку, но обращалась с ней уважительно, с любовью, как с существом разумным.

Она часто и подолгу разговаривала с Тошкой, показывала домашние вещи и место, где они должны находиться.

Способный пёс быстро запоминал, где стоят веник или лентяйка, и охотно приносил то, что просила хозяйка. Больше всего из домашних дел ему нравились воскресные хлопоты.

– Тошка! Сегодня генеральная уборка. Быстро собирай половики к двери, пойдём вытряхивать! – командовала Зоя Ивановна.

– Половики?! На улицу?! Гав-гав! Это мы мигом! – лаял от восторга пёс и кидался выполнять задание. Он хватал зубами край тканой дорожки и волок в прихожую. Вместе с дорожкой ехал и стоявший на ней стул. Зацепившись за кресло, он падал.

Тошка пытался его поднять, но упрямый стул не поддавался. Тогда он оставлял стул и тащил дорожку вбок, при этом межкомнатная дверь закрывалась и зажимала её.

Тошка с рыком прыгал на дверь, и это повторялось многократно, пока хозяйка не приходила на помощь.

Наконец, когда всё было аккуратно сложено в большую гору у двери, Тошка садился возле неё и, вывалив язык от усталости, ждал заслуженной похвалы.

– Молодец, Тоша! – говорила Зоя Ивановна и поощряла помощника конфетой.

С собранными в охапку половиками она выходила на лестничную площадку, поручив Тошке нести плетёный коврик, лежавший у двери.

Волочить коврик по лестнице в зубах очень неудобно. А тут ещё жилец с верхнего этажа как бы невзначай наступает на его край.

Тошка кубарем катится по ступеням. Вскочив, он мчится наверх проучить шутника, но тот уже захлопнул дверь своей квартиры.

– Ладно! Попадёшься мне ввечеру, я тебе штаны укорочу!.. – грозит лаем пёс и спешит к оставленному коврику, чтобы успеть раньше хозяйки на улицу. Нужно же проверить, нет ли во дворе лишних. – Так и знал: этот кот в нашем доме не прописан!

Кот мчится к дереву, пёс – за ним.

– Тошка, назад! – раздаётся грозный окрик.