– Мне теперь что, повеситься? – уныло перебила ее Шура.

Алька дернула бровью:

– Это будет наш план Б.

– А план А? – удивилась Шура, оказывается, у сестры имеется еще какой-то план.

– План А немного другого направления, – задумчиво проговорила сестра. – Тебе придется всю себя изменить. Всю! В корне! Уже через день ты ощутишь перемены, а через неделю это увидят окружающие и станут тебя ненавидеть.

– За что? – охнула Шура.

– Когда ты себя изменишь, у тебя появится куча поводов. Ты должна стать стервой. Ну-у-у… не знаю, насколько из тебя получится стерва высшей пробы, но тебя хотя бы станут замечать. А когда тебя замечают, это уже… Короче, все, что ты делала до этой минуты, ты должна делать наоборот. Это просто.

– Ничего себе просто! Это ж… как это вообще?

– Обыкновенно, – не смутилась Алька. – Вот возьмем сегодняшний пример, ты ушла в отпуск, так?

– Так.

– А завтра ты приходишь, садишься в свое кресло и начинаешь… делать себе маникюр.

– Да меня ж выгонят! – испугалась Шура.

– Тебя и без маникюра выгнали, чего терять-то? – пожала плечами Алька. – Вот давай: ты как будто шеф, а я – это ты, Шура. Но только новая. Давай, заходи.

Алька развалилась на стуле и принялась водить пальцем по ногтям.

– Арченко! – тоном шефа крикнула Шура. – Ты что это ногти красишь?! Я ж тебя уволю!

– Да погоди ты, – остановила ее сестра. – Ты сначала должна спросить, почему я не в отпуске!

– Точно… – вспомнила Шура и снова насупила брови. – Арченко! Ты почему не в отпуске?! Я ж тебя вчера отправил… То есть ты ж сама вчера захотела!

Алька посмотрела на Шуру каким-то неприличным, заигрывающим взглядом и растянула в улыбке пухлые накрашенные губы:

– Ох, я та-ака-ая непостоянная! Вчера захотела, сегодня расхотела. Чего я в этом отпуске забыла? Пусть вон… Эта толстуха идет… Толстуха, Шур, у вас есть там какая-нибудь?

– Ну да… Только неприлично ее толстухой-то…

– Это тебе вчерашней было неприлично, сегодня уже вполне допустимо. Ты ж стерва теперь! Ну, не отвлекайся. Значит, пусть толстуха идет.

– Но-о… – Шура замялась. – А почему ты тогда не работаешь?

– Это я-то не работаю?! – даже вскочила новоиспеченная «Шура». – А кто, по-вашему, здесь пашет днем и ночью? Да я уже за этот год пятилетку отпахала, между прочим!

– Мне не нужны такие работники. Я вас увольняю, Арченко, – язвительно сообщила Шура.

– Ха! Подумаешь, невидаль! Я тогда к конкурентам пойду и все ваши производственные секреты раскрою.

– А я тебя посажу!

– Не-а, – беззаботно покачала головой Алька. – Их и так уже все знают. А я только уточню. И потом… я ж ничего не подписывала. Я и понятия не имею, что это такая важная информация.

– Ну ты и сволочь, Алька, – не выдержала Шура. – Я, между прочим, вообще никаких секретов не знаю.

– А это неважно. Ты вот кипела от злости, а со мной полчаса беседу вела. А не так, как с тобой, уволили и даже не посмотрели в твою сторону.

– Откуда ты знаешь? – вспыхнула Шура.

– Это тоже неважно, – отмахнулась Алька и вдруг спросила: – У тебя деньги есть?

Шура хмыкнула. Конечно, деньги бы ей не помешали, но она как-то и представить не могла, что попросит их у своего любимого начальника. А сам любимый… начальник… даже не заикнулся об отпускных.

– Нет у меня денег, – гордо тряхнула головой Шура. – Но… Я считаю, что не в деньгах счастье.

Алька скривилась:

– Шур, ты… ты это… не говори так больше, хорошо? А то мне потом тяжело людям доказывать, что моя сестра не больная… В общем, как я поняла, денег у тебя нет. Это еще лучше. Значит, недолго будешь отказываться. Короче, я тебе предлагаю работу. Ты же помнишь Гарика? Ну, моя последняя любовь сейчас! Совсем не помнишь?

Шура честно старалась вспомнить:

– Аль, у тебя последняя была Юра Хохлов. Ты говорила, что за него замуж собираешься.

– Так это я собиралась, а он… – Алька на секунду насупила брови, быстренько изобразила печаль и тут же махнула рукой. – Он, Шура, подлец, не любит меня, и не говори больше о нем. И что ты на подлецах зацикливаешься? Я ж тебе говорю, моя последняя любовь – Гарик. Гарик, это…

Алька воздела очи к потолку, и Шура поняла, что сейчас услышит длинный монолог на тему «О боже, какой мужчина!». Поэтому она быстро перевела разговор в безопасное русло:

– Аль, так что там с работой?

Сестрица вздрогнула. Она была уже в образе влюбленной, но пришлось спускаться с неба на землю.

– Работа… Да что там работа… А вот Гарик…

Шура отчаянно пыталась прервать глухариное токование сестры, но выслушать про Гарика ей все же пришлось. Только после этого Алька была способна говорить про работу.

– Серьезный проект намечается, я тебе скажу, – серьезно насупилась сестра. – Гарик – человек состоятельный, халтуры не признает. У него все по высшему разряду. Предновогодний клип снимаем, сама понимаешь, деньги летят с сумасшедшей скоростью. Вот и представь, как тут шедевры снимать? Туда – дай, сюда – дай, да еще и артистам заплати. Поэтому мы решили, что артисты будут свои. То есть друзья-товарищи. Вот так я для тебя и оторвала роль Сороки-Воровки.

– Чего ты оторвала? – не сразу сообразила Шура.

– Роль. Главную. Ты, Шура, будешь Сорокой-Воровкой, – уже что-то аппетитно жевала Алька. – К тому же я тебя только что проверила на артистичность. Ну, когда ты своего шефа тут передо мной изображала. Ничего, у тебя получится. Не Раневская, конечно, но, я так понимаю, не хуже той Катюши, которую твой шеф обожает.

Шура внутренне собралась. Главное, это не поддаться Алькиному напору, а то потом…

Алька была на два года старше сестры. Но в отличие от прилежной Шурочки сестрица всегда находилась в творческом поиске. То она рисовала изумительные шедевры на холсте лапой высохшего кактуса, то пыталась создавать песнь из коровьего мычания, а то и вовсе ставила спектакль «Ромео и Джульетта» силами бродячих кошек. Все ее творческие потуги неизменно проваливались, но отчего-то сестрица постоянно оказывалась при деньгах, у нее всегда был революционно-приподнятый настрой и непременно находился новый любимый при каждом ее творческом порыве. Вот и сейчас, как выяснилось, у Альки в самом разгаре роман с сыном какого-то богатого дяденьки, и этот сын просто сходит с ума от постановок клипов. Клипы были бездарные и неинтересные, но Алька всех убеждала, что Гарик слишком талантлив для простой публики. Его надо понять. Сейчас Гарик снимал клип про какую-то Сороку-Воровку, в которую влюбился Глухарь. И все их романтические действия должны были осуществляться под заунывную песню непризнанного таланта. Это Алька все же успела рассказать Шуре, хоть та отчаянно сопротивлялась.