Генрих поежился, попятился от стены. Хотя он знал, что Врата управляются безобидным колдовством, невозможно было подавить ощущение угрозы, таящееся в темноте. От тьмы отделилась не менее черная туча и приняла форму человека в плаще. Незнакомец повернул закрытую капюшоном голову, и Генрих вздрогнул, ощутив на себе полный злобы взгляд. Именно взгляд, так как ни лицо, ни глаза странного человека разглядеть под тенью капюшона не представлялось возможным. Из мрака выползло черное щупальце, покачиваясь, приблизилось к Генриху, коснулось его лица. Генрих вскрикнул, отступил еще дальше. Человек в плаще вдруг взмахнул рукой, щупальце исчезло. В течение нескольких секунд проем в стене почернел, и вот - на месте Врат оказались камни, покрытые мхом древности.

«Так можно напугать до смерти, - недовольно подумал Генрих. Он с силой провел ладонью по лицу, пытаясь стереть липкое ощущение, оставленное щупальцем. - Хорошо хоть, что в нашем мире не балуются колдовством».

Генрих быстро взбежал по винтовой лестнице, взялся за ручку, но открыть дверь не успел - она распахнулась, на пороге замер в поклоне коротышка. Одетый в широкие кожаные шорты и холщовую рубаху, карлик выглядел довольно забавно. Во-первых, он был невероятно толст и походил на мяч, посаженный на две кривые палочки-ножки. Во-вторых, на круглом, полном лице коротышки с двойным подбородком нависал короткий, с широкими ноздрями нос. Из-за круглого лица и формы носа карлик походил еще и на сову.

С возвращением вас, господин Герой. Я Теодор Херрманн, королевский привратник, - сказал толстяк. Помещение за его спиной освещала огромная люстра, утыканная свечами. - Натопить баньку, смоете дорожную пыль?

Нет, спасибо, - Генрих вошел в комнату. - Я дома помоюсь - идти совсем близко.

Воля ваша. - Карлик тронул рычажок в стене, и дверь в подвал исчезла за старинным шкафом. В двух метрах от шкафа в стене красовался большой камин. На камине валялось несколько коробков спичек, а над ними возвышалась пузатая ваза, важно упиравшая в бока маленькие ручки.

Может, желаете откушать с дороги? - спросил карлик, глядя на Генриха снизу вверх.

Что вы! - Генрих улыбнулся. - Я на королевском банкете наелся так, что могу без еды неделю расхаживать, как верблюд.

Толстяк поморщился:

- Ну, в таком случае, пойдемте, я вас провожу к выходу.

Карлик заложил руки за спину и двинулся, переваливаясь на кривых ногах, через комнату.

Следуя за привратником, Генрих хотел спросить о странном видении в подвале, но не решился. В конце концов, ничего страшного не случилось, а колдовство есть колдовство, и существо в плаще могло быть колдовским стражем Врат.

Оказавшись на улице, Генрих огляделся. Он стоял в небольшом дворике, огороженном каменным забором в виде буквы «П». Через разрыв в ограде виднелись качели на детской площадке. По правую сторону дома, если стоять к парадной двери лицом, раскинулся городской парк. «Знакомые места. Сюда привела меня старуха Карла Майселвиц, отсюда ведьма на метле перевезла меня и Капунькиса на битву с Безе-Злезе. Не так уж много времени прошло с тех пор, а кажется, что позади уже целая вечность». Где-то вдалеке противно взвыла машина «Скорой помощи», с железнодорожного вокзала донесся голос диспетчера. Генрих бодро зашагал домой. Он улыбался, представляя, как мама с гордостью повесит королевскую грамоту на стену, а отец скажет: «Молодец, сынок. Теперь я вижу, что из тебя вырос настоящий мужчина». Однако все вышло совсем не так.

- Кх, значит, ты рыцарь его королевского величества! - вскрикнула Фрида Шпиц, увидев грамоту. - Ах, значит, ты в любое время дня и ночи можешь быть призван для выполнения тайных дел государственной важности?! Так я тебе покажу сейчас и его величество, и рыцарей, и дела государственной важности!

С этими словами мама Генриха схватила половую щетку на длинной ручке и сделала то, чего не делала никогда в жизни - принялась колотить Генриха. При этом она горько рыдала и проклинала всех королей в мире, особенно Реберика Восьмого.

- Совсем совесть потеряли эти короли!.- возмущалась она. - Мало им Джеймсов Бондов, так они теперь эксплуатируют детей! Уж конечно, иметь дело с мальчишками безопасней, чем со злодеями и убийцами! Попался бы мне только в руки этот подлый Берекик или как его там!

Генрих мужественно терпел побои, тем более что били не так уж крепко, но вот выдержать материнские слезы сил не хватало. Кто знает, не разрыдался бы Генрих вслед за матерью, если бы в дверях не показался отец.

- Ну, будет, будет, - сказал Эрнст Шпиц. - Надо же, что выдумала - лупить мужчину щеткой…

- Вот! Так я и знала! - крикнула Фрида Шпиц. - Разве ты забыл, что я только-только вышла из боль ницы? А если бы я умерла из-за нервного расстройства, ты бы тоже сказал «надо же, что выдумала»? Ах, наш мальчик весь в тебя - такой же неуправляемый!… Я не удивлюсь, если из-за тебя наш Генрих вырастет настоящим чудовищем. Террористом! Может, он уже ограбил кого-то…

Дорогая, ну что ты такое говоришь? Успокойся, прошу тебя. Генрих никого не станет грабить, я за него ручаюсь… - проворчал Эрнст Шпиц.

Ручаешься! Как ты можешь ручаться, не зная, в какую компанию он угодил?! Ты ведь полицейский! Его могли убить…

Фрида, прошу тебя…

Его из школы за прогулы выгонят!

Мать Генриха отбросила щетку, кинулась к спальне и с такой силой захлопнула за собой дверь, что в гостиной зазвенела люстра. Эрнст Шпиц покосился на потолок, вздохнул, потом указал Генриху на кресло:

- Присаживайся.

Сам он уселся в кресло напротив и смерил сына осуждающим взглядом. Генрих смутился, нервно заерзал.

- Я должен был сделать это, па, честное слово, должен был, - пробормотал он. - Понимаешь, я не знал, что все так затянется…

Отец молчал.

- Помнишь, па, ты говорил, что мужчина обязан делать то, что считает правильным… что его ничто не должно останавливать - никакие угрозы или неприятности… Это был именно такой случай, честно!

Эрнст Шпиц опять промолчал.

- Я говорю правду, - Генрих вздохнул. - Я даже принес оправдательный документ, но из-за него мама разозлилась еще сильнее.

Генрих протянул отцу королевскую грамоту. Тот окинул текст быстрым взглядом, затем небрежно бросил документ на журнальный столик и опять посмотрел на Генриха. Молчание отца угнетало сильнее всего. Мальчику хотелось, чтоб отец пусть даже побил его, чем вот так - молчаливо, недобро - разглядывать.

- Ты можешь меня наказать, па. Но я… - Генрих почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, и в отчаянии, с вызовом выкрикнул: - Если бы я не сделал этого, погибли бы люди!… И грамота здесь ни при чем - я сам продиктовал ее королевскому церемониймейстеру. Я думал, что грамота - убедительное оправдание, но вышло только хуже. Ну и пусть будет хуже - я сделал все правильно! Иначе погибли бы мои друзья, а я готов скорее умереть, чем допустить это…