— Я хочу этой… в глаза посмотреть! — заорала жена Игоря, продолжая колотить в дверь. — Хочу знать, почему он бегает от меня к старухе!

Голос совсем молодой. Наверное только очень юное создание в наше время назовёт сорокалетнюю женщину старухой. Пословица «Сорок лет — бабий век» давно уже не актуальна. В сорок лет многие женщины прекрасно выглядят, а некоторые и рожают детей. Мне, правда, не судьба. Все врачи говорят, что здорова, но ни одной беременности у меня не было.

— Открывай! — бесновалась в подъезде жена Игоря, продолжая избивать ни в чём не повинную дверь.

— Надь, пошли домой, — уговаривала её спутница. — Завтра застанешь эту бабу на работе, не будет же она сутками тут прятаться.

Вступать в какие-либо переговоры сейчас себе дороже выйдет. Драка мне не нужна, а поговорить мирно Надя вряд ли согласится. На площадке три квартиры. Одна — в состоянии ремонта и бывают там только рабочие, периодически захламляя подъезд строительными материалами. Вот и сейчас на площадке стоят здоровенные ящики с какими-то мешками. Молодая семья из другой квартиры по вечерам обычно где-то гуляет. А третья квартира — моя. Спугнуть девиц некому. Надя может бузить под дверью несколько часов, а может уйти через пять минут.

— Будет! — рявкнула девушка. — Она теперь тут надолго засядет! Помоги!

Дверь оставили в покое. Теперь из подъезда доносились такие звуки, словно по полу волокли что-то тяжёлое. Загадочный процесс сопровождался сдавленными ругательствами.

Я отошла от двери. Игорю звонить бессмысленно, увести домой агрессивную пьяную девицу он сейчас не сможет. Напрягать звонками приятельниц не хотелось, да и не помогут они ничем. Родители давно развелись, создали новые семьи и разъехались по разным городам. Мы и созваниваемся-то, в основном, по праздникам. Я всегда решаю свои проблемы сама, завтра разберусь и с этими неприятностями.

Голоса в подъезде начали отдаляться, Надя всё же решила уйти. Перед сном надо проверить, что незваные гостьи сотворили на площадке. Мало ли до чего додумается девушка в состоянии аффекта. Я дождалась, когда голос Нади зазвучал на улице у подъезда, и открыла входную дверь. Вернее, попыталась открыть. Дверь с трудом подалась на несколько сантиметров: перед ней громоздились тяжеленные ящики с материалами для ремонта. Девчонки не просто доволокли их до входа в мою квартиру, но и поставили несколько ящиков один на другой. Как только поднимали такую тяжесть? И — главное — зачем?

— Есть женщины в русских селеньях, — пробормотала я.

Насколько помню, рабочие приходят часам к восьми утра. Надеюсь, они всё это и отодвинут. А если нет — развлеку вызовом службу спасения. На работу мне завтра к десяти, до этого времени проблема решится.

Спать я ложилась с совершенно вздёрнутыми нервами. Стоило закрыть глаза, и перед ними появлялось аппетитное красное яблоко. Оно медленно вращалось по кругу на серебряном, начищенном до блеска овальном блюде.

Звякнул телефон, принимая сообщение: Игорь прислал романтичную картинку с морем и луной. «Моя сладкая девочка, нам слишком хорошо вместе, чтобы прекратить отношения. Предлагаю освежить их поездкой на море через месяц. Целую нежно».

Я выругалась сквозь зубы и отложила телефон. Если начну отвечать Игорю, то спать лягу очень нескоро. Когда Корнеев объявится здесь, тогда и буду доходчиво объяснять, что о расставании я говорила серьёзно

Просыпалась я медленно. В постели было мягко, меня обволакивало тёплое одеяло, по комнате ходил свежий воздух — я почти всегда оставляю на ночь форточку открытой. Каждое утро со двора доносятся шумы, обычные для любого горожанина. Часов в шесть утра симфонию из звуков города начинает громкий мусоровоз. Он долго солирует — пыхтит-фырчит во дворе, протискиваясь между припаркованными автомобилями, грохочет мусорными баками, и снова пыхтит-фырчит, пробираясь к выезду. Чуть позже вступают новые исполнители: начинают хлопать двери подъездов, мерно жужжат или яростно ревут моторы автомобилей. Дворники шкрябают метлами по асфальту, дети шумят, не желая отправляться в несусветную рань в садик. Особую пикантную нотку в городское утро вносит сосед со второго этажа, который пытается стрельнуть у выходящих на улицу денег на опохмелку…

Но сейчас из окна доносится только лёгкий шелест листьев, привычного шума проезжающих неподалёку машин совсем не слышно. Наверное, ещё очень рано, даже мусоровоз не приезжал. Открывать глаза не хотелось. Денёк меня ждёт тот ещё! Пока есть возможность, понежусь в постели, наслаждаясь свежим тихим утром.

— Ку-ку, ку-ку, — послышалось из-за стены.

Молодые соседи, что ли, купили часы с кукушкой? Ребята вроде ходят по барахолкам в поисках ценных вещей, могли и польститься на тикающий домик с птичкой. Я улыбнулась, вслушиваясь в кукование. Восемь, девять, десять… Врут их часы, такого быть не может.

Одиннадцать, двенадцать, тринадцать… Кукованье продолжалось. Развлекаются соседи, что ли, с утра пораньше, двигая стрелки и заставляя птичку беспрерывно куковать? Я машинально скользнула ладонью по простыне, устраиваясь поудобнее. Пальцы ощутили грубоватую натуральную ткань. Такого постельного белья у меня точно нет. Недавно искала похожее, но так и не нашла: сейчас шьют из других материалов.

Я открыла глаза и тут же проснулась окончательно. Надо мной нависал побеленный неровный потолок — приподнимись, протяни руку и дотронешься. Постельное белье было сероватым, подушка — непривычно большой и набитой то ли пером, то ли пухом, хотя у меня в квартире подушки плоские и не перьевые. Да и потолок должен быть навесной, современный и гораздо выше. Я подкатилась к краю постели. До пола метра полтора, а то и больше. Пол дощатый, прикрыт разноцветными вязаными ковриками. Там, где ковриков нет, виднеются щели между половицами, кое-где — довольно крупные, с два пальца шириной.

Я резко села и тут же приложилась головой о низкий потолок. Из-за стиснутых зубов вырвался стон. Боль оказалась вполне себе настоящей, во сне такой не бывает. Я ошарашенно оглядывалась. Небольшая незнакомая комната заставлена простой деревянной мебелью. Квадратный стол, две табуретки, здоровенный сундук — в таком и я целиком могла бы поместиться. В углу из пола торчит ручка. Стены бревенчатые, гладкие. Из двух маленьких окошек в комнату проникает яркий свет. Я провела рукой по потолку и посмотрела на следы побелки на пальцах. Слишком правдоподобно всё это выглядит для галлюцинации. Ночнушка на мне короткая, с кокетливыми кружавчиками, та самая, в которой я ложилась спать. Никаких других своих вещей я не вижу.

Ну и что происходит? Я осторожно сползла на животе как можно ниже и спрыгнула со странного ложа. Половица тихо скрипнула, когда я мешком плюхнулась на пол. Хорошо хоть не ушиблась. Я подняла взгляд и обомлела. Надо мной во всей красе возвышалась русская печь с полукруглой заслонкой — как на картинках в детских сказках. Я потёрла глаза. Печь не исчезала. Вот, значит, на чём я спала!

За краем печи обнаружилась входная дверь — тоже деревянная, запертая на крепкий брусок-засов. У стены с крюков на потолке свисали две толстые бечёвки. К ним была привязана длинная гладкая палка, на которой восседал здоровенный серый филин, в дерево крепко вцепилась длинные острые когти птицы. Я вздрогнула, увидев изогнутый клюв хищника. На миг промелькнула мысль: «Может, чучело?» Напрасная надежда: глаза птицы были закрыты, но лапы переступили на палке. Даже если филин спит, то не крепко.