Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А мне похвастаться нечем, – признался Роман. – Полный абзац. И на личном фронте, и на работе».
«Ты ж вроде в солидной фирме трудился, начальником».
«Был начальником, стал безработным. С боссом характерами не сошлись. Достал он меня».
«Бывает, – посочувствовал Славик. – Помнишь, как я из агентства уходил? Со скандалом. А теперь даже рад, что так получилось. И ты забей! Все образуется, Рома. Где наша не пропадала?»
Поболтали о том, о сем. Орешкин обмолвился, что в пансионате иногда отдыхают «большие шишки», любители отечественной природы и традиционных развлечений – парной бани, исконно русской кухни, подледного лова и охоты.
«Приезжай, сведу тебя с нужными людьми, – пообещал Славик. – Хорошие сотрудники на дороге не валяются. А ты один из лучших. Я буду твоим поручителем».
Лавров поблагодарил и… отказался. Опять под кого-то подстраиваться, кому-то угождать, перед кем-то отчитываться? С него хватит. Он этого «добра» наелся досыта. С души воротит.
«Я уж как-нибудь сам о себе позабочусь. Отдохну, соберусь с мыслями. Может, частную деятельность оформлю. Не знаю пока».
«Тебе виднее, – не стал его уговаривать бывший коллега. – Погостишь у нас, отдышишься после Москвы. Я тебя в баньке попарю, березовым веничком! Вся хандра пройдет. Природа лечит. Я тебе номерок забронирую, со скидкой. Ну, как?»
Лавров медлил с ответом. Предложение заманчивое, но по карману ли ему такой отдых?
Орешкин уловил колебания товарища.
«Если в пансионате дорого, я тебя в частном секторе устрою. Рядышком, в Верее. Городок тихий, одни церквушки и лес кругом. Тишина, снег, дым из труб, сосны. Соглашайся. Ей-богу, не пожалеешь».
И Лавров согласился. Лучше уехать от Глории, забыть о ней, выжечь свою страсть каленым железом.
– О чем задумался? – спросила она.
Он опомнился, поднял глаза. Пауза затянулась. Глория понимающе кивнула, как будто предвидела ответ.
– Тебе нужно сменить обстановку, – сказала она. – Отстраниться от ситуации. Иногда это необходимо. Когда ты едешь?
– Завтра.
– Не отключай телефон.
Эта ее фраза давала Лаврову зыбкую, но все же надежду. Они не расстаются навсегда. У них еще есть шанс все исправить.
– Я буду на связи, – вымученно улыбнулся он.
* * *
Подмосковье,
поместье «Дубрава»
Динь-динь, дилинь!.. Динь-динь-динь!..
Из-за обсыпанных снегом сосен вынырнули сани, запряженные тройкой лошадей. Под дугой, убранной атласными лентами, звенел колокольчик.
Правил тройкой молодой мужчина в дубленке и меховой шапке-ушанке.
– Эй, залетные! – задорно крикнул он, подхлестывая холеных упитанных рысаков. – Веселей!
Женщина в санях испуганно ойкнула и вцепилась в медвежью доху, которая укрывала ее ноги.
– Не гони, Сережа! – попросила она лихого кучера. – Я боюсь.
– Прокатимся до ельника и назад, – обернулся к ней мужчина, открывая в улыбке ряд белых зубов. Его брови и короткие усики покрывал иней. Уши шапки развевались на ветру. – Держись, милая!.. Э-ге-гей!..
Ему доставляла удовольствие быстрая езда, трескучий морозец, вековой лес по обеим сторонам дороги и бьющие в лицо колкие снежинки.
– Мне холодно! – жаловалась ему в спину жена. – Я домой хочу!
Кучер не обращал внимания и гнал лошадей. Полозья визжали, тройка птицей летела между деревьев, с которых местами осыпались белые веера снега. Женщина чуть ли не с головой залезла под доху. После поворота она высунулась из-под медвежьей шубы и крикнула:
– Останови!
– Зачем?
– Останови, прошу.
– Тпррру-ууу!.. – мужчина нехотя осадил тройку, недовольно спросил: – Что случилось, Катрин? Тебе плохо?
Она привстала и огляделась по сторонам. Вокруг, утопая в снегу, шумели старые ели. Все было белым и сверкающим. Нигде никаких следов, кроме выпотрошенных шишек под деревьями и отпечатков крохотных трехпалых лапок.
– Остатки птичьего пиршества, – произнес возница. – Ты хочешь пройтись?
– Раз уж мы здесь, покажи мне то место, – попросила его жена, спрыгивая с саней.
– Не надо, Катрин…
– Нет, надо, надо, – капризно протянула она. – Я хочу взглянуть, где это случилось.
– Не сейчас. Всюду глубокий снег, разве не видишь?
Молодая женщина с болезненным любопытством вглядывалась в чащу.
– Где она лежала? Вон там?
– Кажется, да, – кивнул супруг. – У поваленного ствола.
– Как ты ее нашел?
– Проезжал мимо. Обкатывал сани и заметил что-то темное на снегу. Подошел и…
– Она выглядела ужасно? – перебила Катрин. – Что она делала в лесу? Кто мог ее убить? Машины тут не ездят, деревня далеко.
– Не так уж далеко, – возразил он. – Местные жители иногда ходят этой дорогой.
Женщина куталась в шарф и вздрагивала то ли от холода, то ли от страха.
– Я бы не пошла, – сказала она, сделала несколько шагов к лесу и провалилась в сугроб. – Тут полно снегу.
– Девушка, видимо, шла по дороге, – объяснил возница. – А в лес ее притащили, чтобы спрятать тело.
– Плохо спрятали, раз ты заметил.
– Кто-то спугнул убийцу. Он убежал, а труп остался лежать.
– Может, это ты его спугнул? Слава богу, ты жив. Он мог и тебя убить.
– У меня было с собой ружье.
Лошади фыркали и нетерпеливо били копытами. Тени на снегу потемнели.
– Начинает смеркаться, – сказал мужчина, поправляя шапку. – Поехали, Катрин. Все равно ничего не разглядишь. Метель уничтожила следы.
Жена послушно уселась в сани и укрылась дохой. Больше она ни слова не проронила, думая о чем-то своем.
Сделав круг, сани подкатили к большому каменному дому в два этажа, с террасой и просторным крыльцом. Кучер спрыгнул с облучка, передал лошадей конюху и помог жене выбраться из саней.
Конюх погладил коренного по гриве, одобрительно хмыкнул и взглянул на хозяина:
– Как он себя показал?
– Отлично. Правда, милая?
Женщина кисло улыбнулась и промолчала. С некоторых пор поведение мужа вызывало у нее смутные опасения. Казалось, он вывезет ее в лес, откуда ей уже живой не вернуться. Откуда в ее прелестной головке поселились такие черные мысли, она не могла бы толком объяснить. Но – поселились.
Прошлой зимой в соседней деревне пропали две девушки, нынешней – еще одна, приезжая. Ее тело обнаружил Сергей, обкатывая сани.