— Конечно.

Я предусмотрительно взяла с собой драгоценную плитку на встречу с шефом. Это, пожалуй, мой единственный козырь в разговорах с ним.

— Давай! — почти дружелюбно рявкнул мистер Буллиган.

Получив вожделенную плитку, он сорвал обертку и откусил сразу половину.

— М-м... Ладно... Иди, на тебя вся надежда. Те, кто понимает, что творится, черта с два будут Громова ловить. Сами спасаются. Крысы... А тем, кто думает, что им этот безлимитный кредит поможет, такого умного стервеца ни в жизнь не изловить...

Тут шеф осекся и посмотрел на меня почти с ужасом, сообразив, что в приступе шоколадного счастья сболтнул лишнее.

* * *

Главе «Биософта» доступна самая большая роскошь на свете — не появляться перед объективами камер. Он дрейфует в океане на своем огромном наутилусе[9]и никогда не дает интервью, не попадает в поле зрения «Большого брата»[10]— глобальной Сети видеонаблюдения, не имеет личного идентификационного маяка. Простые люди не знают, как выглядит человек, у которого они ежедневно покупают софта на биллиард кредитных единиц.

Первый раз я увидела Макса Громова на своем рабочем мониторе.

Метасканер анализировал каждый пиксел изображения... Предметы, надписи на них, транспорт, люди, появляющиеся рядом с Громовым, — все находилось под пристальным наблюдением. На каждого человека тут же запрашивалось досье и выводилось на соседний монитор. Стоило мне тронуть любую точку изображения, запись замирала. Можно было добиться любой степени детализации предмета: узнать, что это, когда выпущено, из чего сделано, в каком состоянии находится, каким магазином было продано и так далее, далее, далее.

Кстати, недавно я обнаружила, что камеры есть не только в реальном пространстве. В Сети внезапно и повсеместно появились их цифровые аналоги. Они записывают происходящее на Сетевых игровых аренах.

Слава богу, последние пять лет камеры стали оснащать мощными акустическими сенсорами. Если объект наблюдения начинает говорить — сенсор мгновенно активируется. Качество записи всегда такое, словно объект говорит в микрофон. Теперь «Большой брат» не только видит, но и слышит нас.

Я смотрела запись, сделанную всего пять лет назад. Казалось же, что это совсем другой мир...

Максим Громов ехал в школу. Прижавшись лбом к холодному стеклу скоростного поезда, он смотрел вниз. Под ним мелькали серые кварталы Токио, прорезанные сеткой многоэтажных дорог. Джунгли из вторичного сталебетона. Голые стволы высоток, опутанные густой сетью автобанов-лиан. Вспомнилась песня популярной группы «Digital Дарвин»: «Эй, обезьянин[11], эволюция не ждет неудачников!»

Небольшие экранчики в спинках кресел беспрерывно показывали новости. Весь хайтек-мир готовился отмечать десятилетие нейролингвы.

— Когда я думаю об этом, — улыбаясь, говорил президент всемирного торгового союза, — мне хочется плакать от обиды. Лучшие годы своей молодости я потратил на зубрежку. Двадцать лет! И в результате мое образование не было даже вполовину таким хорошим, как у моего внука. Все, что мне приходилось учить наизусть годами, — он получил через нейролингву за несколько часов. Это настоящее чудо, черт подери... Простите, не могу удержаться от слез. Доктор Синклер, вы должны были родиться раньше!..

Громов насупился и опустил на экран шторку. Каждый взрослый человек в эти дни считал своим долгом сказать, как повезло нынешним школьникам: восемь лет — и они полноценные специалисты хайтек-мира. Вся жизнь впереди, и так далее и тому подобное.

Северный округ, пятый блок, 54-я улица, 18-й дом, 21-й этаж, 1024-я квартира. Города хайтек-государств давным-давно стали такими большими, что их новые улицы перестали как-либо называть. Просто нумеровали.

Максиму все время что-то мешало. Стекло вроде гладкое, а что-то упирается в лоб. Наконец Громов сообразил, что опять забыл снять метчер[12]. Вчера до поздней ночи растил микросхему.

Громов стянул метчер с головы и сунул его в рюкзак. Затем снова уткнулся лбом в стекло.

Внутренности зданий, опор мостов, подземных сооружений, тоннелей — все пространство хайтек-цивилизации опутывала густая сеть оптоволокна. Как пучки нервов, подведенные к каждой части тела, оптоволоконные кабели связывали воедино абсолютно все. Но их пропускной способности все равно не хватало. К тому же не везде их можно проложить. Поэтому со всех высотных сооружений вверх смотрели огромные спутниковые тарелки-передатчики. От орбиты далеко в глубь Земли — до правительственных бункеров и глубоководных военных баз, оставшихся в океанских впадинах со времен Нефтяной войны[13], — простиралось плотное информационное поле — Сеть, а значит, и нейролингва.

Сбоку мелькнул и мгновенно пропал черный бетонный колпак отходной станции. «Памятник урану», как ее прозвали. Некогда сюда свозили отходы со всех атомных станций юго-восточного региона.

Тоннели метро выше всех остальных дорог. Они похожи на прозрачные трубы школьной пневмопочты.

Максим несколько раз вздохнул, отогнал воспоминания об игре и вынул из тяжелого рюкзака компьютер. Жаль, что на школьные персоналки запрещается закачивать игры. С этим в Накатоми еще строже, чем с формой.