– Дом кажется таким пустым, – заметил Люкер.

– Потому что кто-то больше не с нами, – ответила мать. – Дома всегда кажутся опустевшими после похорон.

– А где Дофин?

– Дофин отвозит Мэри-Скот обратно в Пенсаколу. Надеемся, что он вернется к ужину. Ли и Одесса хлопочут в церкви. Люкер, послушай…

– Что?

– Я не хочу, чтобы кто-то из вас умер, пока я жива, потому что просто не могу выразить словами, насколько хлопотно устраивать похороны.

Люкер не ответил.

– Большая Барбара? – окликнула Индия бабушку, когда та стучала в стакане последним кубиком льда.

– Что, деточка?

– Здесь всегда на похоронах делают так?

– Как? – не оборачиваясь, беспокойно спросила Большая Барбара.

– Втыкают ножи в мертвецов.

– Я надеялась, что ты не обратила на это внимания, – ответила Большая Барбара. – Но, уверяю тебя, это не входит в обычные процедуры. Я вообще никогда до этого не видела, чтобы так делали. И мне несказанно жаль, что тебе пришлось за этим наблюдать.

– Меня не очень-то побеспокоило, – пожала плечами Индия. – Она же мертвая была, так ведь?

– Да, – ответила Большая Барбара, глядя на сына в надежде, что он прервет их неуместный диалог. Глаза Люкера были закрыты, и Большая Барбара поняла, что он хотел притвориться спящим. – Но ты еще слишком мала, чтобы знать о таких вещах. Я побывала на первой свадьбе, когда мне было девять, а на похороны меня не пускали до пятнадцати – и это было после урагана «Делия», когда половину людей, которых я знала, подняло в воздух километров на сорок, а телефонные столбы были все утыканы зубочистками. Много похорон было в том месяце, ой много!

– Я видела мертвых раньше, – сказала Индия. – Однажды я шла в школу и увидела в дверном проеме мертвеца. Мы с другом потыкали в него палкой. Пошевелили его ногу, а потом убежали. А еще как-то раз мы с Люкером заказали дим самы в Чайнатауне…

– Что заказали? Это потроха какие-то?

– Мы обедали в Чайнатауне, – упростила Индия, – а потом вышли из ресторана и увидели двух маленьких китаянок, которых переехала водовозка. Так мерзко – их мозги были повсюду. После этого я сказала Люкеру, что больше никогда не буду есть мозги – до сих пор не ем.

– Это ужасно! – воскликнула Большая Барбара. – Эти бедные маленькие девочки – Индия, они что, были близняшками?

Индия не знала.

– Какая жуткая история! – воскликнула Большая Барбара, скидывая ноги Люкера с колен. – Вот такие вещи и происходят в Нью-Йорке. Ты же уже развелся, не понимаю, почему до сих пор там живешь.

– Я люблю Нью-Йорк, – ответил Люкер, не открывая глаза.

– И я, – подхватила Индия.

– Когда ты развелся с… той женщиной, тебе следовало бы вернуться жить домой.

– Ненавижу Алабаму, – ответил Люкер.

Индия промолчала.

– Люкер, – Большая Барбара перешла к своей любимой теме, – самым счастливым в моей жизни был день, когда ты позвонил и сказал, что разводишься. Я рассказала Лоутону. «Лоутон, – говорю, – я…»

– Не начинай, – предупредил Люкер. – Мы все знаем, что ты думаешь о… той женщине.

– Тогда поднимись и налей мне еще скотча. От горя всегда – с самого раннего детства, – от горя у меня всегда пересыхает в горле.

Люкер медленно поднялся.

– Барбара, еще даже не четыре. Ты высосала первый стакан…

– Я просто пыталась добраться до льда, так хотелось пить. На кладбище должен быть фонтанчик. Ума не приложу, почему его нет. Люди хотят пить на похоронах точно так же, как и везде.

Уже из кухни Люкер закричал: «Ты пьяница, Барбара, и с этим пора что-то делать!»

– Как ты с отцом разговариваешь! – Большая Барбара повернулась к Индии. – Ты с ним обращаешься так же плохо, как он со мной?

Индия оторвала красный карандаш от миллиметровки.

– Да.

– Испорченный ты ребенок! – возопила Большая Барбара. – Не знаю, зачем я растрачиваю любовь на вас обоих!

Люкер принес матери напиток.

– Сделал слабенький. Лед да вода. Тебе незачем напиваться, пока не зашло солнце.

– Моя лучшая в мире подруга умерла, – ответила Барбара. – Я ее поминаю.

– Ее и без тебя помянут, – тихо сказал Люкер. Он плюхнулся обратно на диван и снова уронил ноги на колени матери.

– Ровно положи! – скомандовала Большая Барбара. – Чтобы я могла опустить каталог.

Несколько минут стояла тишина. Индия продолжала свою кропотливую работу горсткой цветных карандашей, Люкер, видимо, спал, Большая Барбара потягивала напиток и переворачивала страницы каталога, прислонив его к ногам Люкера.

– Боже святый! – обратилась Большая Барбара к Люкеру и ударила его кулаком по коленям. – Ты видел, Люкер?

– Видел что? – пробормотал он без интереса.

– Тут есть мороженица за семьсот долларов. Ей даже не нужна соль. Может быть, даже молоко и сливки не надо. За такие деньги она должна включаться в розетку и через четыре минуты выдавать полкило вишнево-персиково-ванильного пломбира.

– Я удивлен, что Ли такую не купила.

– Так купила! – ответила Большая Барбара. – Но я-то не знала, что она стоит целых семьсот долларов! На семьсот долларов можно внести первоначальный взнос за дом на колесах!

– Покупать дома на колесах – моветон, Барбара. Мороженицу, по крайней мере, можно спрятать в шкафу. Тем более, у Дофина денег не занимать. А теперь, когда Мэриэн Сэвидж наконец так удачно и изящно откинула копыта, у него их еще прибавится. Они собираются переехать в Большой дом?

– Я не знаю, они еще не решили. И не решат, пока мы не вернемся из Бельдама.

– Барбара, – сказал Люкер, – кому в голову пришла идея поехать всем вместе в Бельдам? Я про то, что Мэриэн Сэвидж умерла в Бельдаме. Ты правда думаешь, что Дофину пойдет на пользу находиться там, где умерла его мать всего три дня назад?

Барбара пожала плечами.

– Ты же не думаешь, что я могла предложить что-то подобное? И Ли тоже нет. Это идея Дофина – Дофина и Одессы. Одесса была там с Мэриэн, конечно же, ведь в те дни Мэриэн настолько ослабла, что не могла даже пройтись по коридору без помощи Одессы. И так или иначе, Дофин и Одесса, судя по всему, считают, что нам всем пойдет на пользу съездить туда и выбраться из привычной обстановки. Ты ж помнишь, когда Ботвелл умер там, никто оттуда не уезжал полгода – а в том году было прекрасное лето!

– Ботвелл – это отец Дофина? – спросила Индия.

Барбара кивнула.

– Сколько было Дофину, когда Ботвелл умер, а, Люкер?

– Пять. Шесть. Семь, – ответил Люкер. – Не помню. Я даже не помнил, что он умер в Бельдаме.