– Ну, – сказала Большая Барбара в свою защиту, – история и так ужасающая, не знаю, что еще может случиться.

– Так вот, когда обнаружили мертвую женщину и кучку костей на полу мавзолея, все были так расстроены, что решили сделать все, чтобы в будущем такого не допустить. С тех пор на каждых похоронах глава семьи вонзает нож в сердце покойного, чтобы удостовериться, что тот точно умер. Они всегда проделывали это во время службы, чтобы все видели и больше не волновались, что мертвец очнется в мавзолее. Идея была не такая уж и плохая, если учесть, что в те времена, скорее всего, не знали о жидкости для бальзамирования.

Индия оторвалась от миллиметровки и внимательно слушала Ли. Однако ее карандаш увлеченно скользил по странице, и время от времени она смотрела вниз и как будто удивлялась картине, которая там вырисовывалась.

– С тех пор каждый, кто рождался в семье Сэвиджей, получал на крещение нож, и этот нож оставался с ним до конца жизни. После смерти этот нож вонзали в грудь, а затем клали ему в гроб.

– А потом это стало ритуалом, – сказал Люкер. – Я про то, что Дофин ведь не вонзил нож полностью, да? Он просто чуть-чуть ее надрезал.

– Правильно, – подтвердила Одесса, – но и это еще не все.

– Не могу поверить, что это не конец! – воскликнула Большая Барбара.

– Незадолго до Гражданской войны, – продолжила Ли, – жила-была девушка, которая вышла замуж за Сэвиджа, и у них родилось двое детей, девочки, а третий ребенок был бы мальчиком, но умер при рождении. И его мать умерла следом за ним. Их хоронили вместе в одном гробу, прямо как в первый раз.

– Они и в младенца нож воткнули? – спросила Индия. Ее карандаш выводил в блокноте штриховку, но хозяйка не обращала на него внимания.

– Да, – сказала Одесса.

– Да, – подтвердила Ли, – разумеется. Отец мальчика сначала воткнул нож в ребенка, а затем вытащил – должно быть, было ужасно даже осознавать, что это придется сделать. Церковь была полна, и отец вынул нож из маленького ребенка. Он плакал, но собрался, поднял кинжал высоко и опустил в грудь своей жены…

– И? – подтолкнул Люкер, когда она остановилась.

– И она с криком очнулась, – тихо сказала Ли. – Она очнулась от входящего в нее ножа. Кровь брызнула во все стороны, залила похоронные одежды, ребенка и мужа. Она схватила его за шею и притянула к себе в гроб, а затем гроб перевернулся, и все трое выкатились в проход. Она сжала руки у него на шее и так и умерла. Потом у них были настоящие похороны…

– А что случилось с мужем? – полюбопытствовала Индия.

– Женился второй раз, – сказала Ли. – Это был прапрадедушка Дофина, и именно он построил Бельдам.

Большая Барбара начала рыдать, не только под влиянием истории, но и из-за уходящего дня, выпитого скотча и растущего чувства потери. Люкер, заметивший это, в утешение разминал бедра матери ступнями ног.

– Так вот почему они теперь больше не втыкают нож до конца? – тихо спросил Люкер.

– Верно, – сказала Одесса.

– Они всего-навсего касаются груди острием – это символическая часть, – продолжила Ли. – Но мертвецу вкладывают нож в руки, и это уже не часть ритуала. Предполагается, что если кто-то очнется в гробу, то сможет убить себя ножом.

– А Мэриэн Сэвидж не забальзамировали? – спросил Люкер?

– Нет, – ответила Барбара, – Ботвелла не бальзамировали, и она сказала, что тоже не хочет.

– Что ж, – прагматично заметил Люкер, – если бы всех Сэвиджей просто бальзамировали, не пришлось бы беспокоиться о ноже.

– Ты теперь Сэвидж, – обратилась Индия к Ли. – А у тебя есть нож?

– Нет, – ответила Ли удивленно, потому что раньше об этом не думала. – У меня нет, я не знаю, что они сделают…

– Мэм, – сказала Одесса, – у вас есть нож.

Ли подняла голову.

– Правда? И где он, Одесса, я не знаю…

– Миз Сэвидж подарила его вам на свадьбу, но мистер Дофин не хотел, чтобы вы видели. Он спрятал его. Он знает, где искать, и я знаю, где искать. Могу показать вам, если хотите посмотреть.

Она направилась за ножом.

– Нет, – закричала Большая Барбара, – оставь это, Одесса.

Одесса села.

– Как-то жутко, – сказала Ли, чуть вздрогнув. – Я не знаю, я…

– Я не хочу, чтобы они это сделали с тобой, – сказала Большая Барбара.

– Она теперь Сэвидж, Большая Барбара, – заметила Индия. – Так нужно сделать – я имею в виду, когда она умрет.

Карандаш Индии молнией перемещался по листку под большим углом. Она все еще не видела того, что нарисовала.

– Нет! – закричала Большая Барбара. – Дофин не вонзит в тебя нож, он…

– Барбара, – сказал Люкер, – не заводись. Если она мертва, ей это не навредит. Ли еще не мертва, да и к тому же ты вряд ли будешь рядом, когда это случится.

– Мне все равно не нравится.

– Что ты, мама, не беспокойся об этом. Я просто хотела, чтобы вы все узнали о ноже, чтобы потом не спрашивали Дофина, когда он придет. Он был к нам очень добр уже тем, что позволил присутствовать на службе. Похороны в семье Сэвиджей всегда были полностью приватными из-за ножей, но он показал, как сильно нам доверяет. Он знал, что мы не будем распространять по всему белу свету, что Мэри-Скот воткнула кинжал в грудь Мэриэн после смерти…

– Конечно, не будем! – закричала Большая Барбара и пролила последний растаявший лед.

– Дофин знает, что мы знаем? – спросил Люкер.

– Он попросил меня рассказать миз Ли, чтобы она могла рассказать вам всем, – ответила Одесса, – так что да, он знает.

– Хорошо, – сказал Люкер, пристально глядя на мать, – тогда мы больше никогда об этом не упомянем. Дофин – милейший человек на земле, и никто из нас не скажет ничего, что могло бы даже самую малость поставить его в неловкое положение, да, Барбара?

– Само собой!

– Я пошла готовить ужин на всех, – сказала Одесса и отправилась на кухню.

Ли с матерью пошли в спальню, чтобы поискать для Большой Барбары наряд поудобнее. Близость матери и дочери МакКрэй держалась главным образом на том, что они помогали друг другу одеваться и раздеваться.

Люкер ушел на кухню наполнить стаканы себе и Индии. Когда он вернулся, то сел на скамейку рядом с дочерью и сказал:

– Дай посмотреть, что ты нарисовала.

Она удержала рисунок.

– Это не я, – сказала Индия.

– В смысле?

– То есть это не я рисовала, я просто держала карандаш.

Люкер тупо посмотрел на нее.

– Показывай рисунок.

Она передала ему лист.

– Я даже не смотрела. Я что-то рисовала, но потом остановилась, чтобы послушать историю, а карандаш продолжал двигаться. Посмотри, – она указала на несколько отдельных линий, – вот тут я начала рисовать, но теперь все перекрыто.