Я потратила почти три года, чтобы привыкнуть к Пекину – городу, жители которого всегда говорят, что думают о тебе. Местный владелец чайханы? Он думал, что я слишком толстая. Хозяйка моей квартиры? Она думала, что я слишком худая. Продавец фруктов? Он думал, что я пью недостаточно горячей воды. Вообще-то они все так думали.

Местные жители спрашивали, сколько денег я зарабатываю редактором журнала (не очень много), почему ношу хлипкие шлепанцы в большом грязном городе (я была молодой и глупенькой) или почему выгляжу так изможденно (вы вообще видели статистику о загрязнении воздуха в Пекине?). По крайней мере, я всегда знала, какая у меня точка зрения.

После этого я решила, что мне поможет переезд в Англию, страну без языкового барьера. Кроме того, меня там ждало несколько старых друзей и я буду с Сэмом. После трехлетнего хаоса в Китае я благоговела перед Лондоном: вся эта зелень! Четкие очереди! Туалеты с сиденьями! Я смотрела на все виды шоколадных батончиков и чипсов в супермаркете Sainsbury’s и испытывала чистую эйфорию. Мне хотелось пройтись по городу с распростертыми объятиями. Я хотела, чтобы Лондон любил меня так же, как любила его я.

Но Лондон не любил меня.

Вместо этого Лондон (ну, лондонец) украл мой бумажник и мою визу, а значит, и мое право работать в Великобритании. Если Лондон и пытался наказать меня, то делал это очень пассивно-агрессивно, потому что отсутствие визы также означало, что я не могу покинуть страну. Происходящее заключило меня в тюрьму и не позволяло работать.

И это было только начало. Женщина в поезде поблагодарит меня за то, что я подвинула свою сумку, и я почти уверена, что на самом деле она сказала: «Чертовски хорошая идея». Мужчина, протискиваясь мимо меня на эскалаторе, скажет «Позвольте?», и это практически доведет меня до слез. Люди спрашивали меня, хочу ли я что-то сделать, а я понятия не имела, было это приказом, предложением или сарказмом.

А друзья? Я бы с трудом завела новых друзей в самых простых местах, не говоря уже о Лондоне. Там люди предпочитают держаться особняком, особенно в публичных местах. Поначалу это было чудесно. Никто никогда не подходил ко мне поболтать. Я оставалась одна. Однажды я споткнулась и упала на людной улице средь бела дня. Я начала отговариваться: «Я в порядке, все хорошо, правда». Но никто даже не остановился. Я сидела на земле, поражаясь происходящему. Эти люди были даже большими интровертами, чем я!

Поскольку я не могла работать без британской визы, я проводила свои дни, принимая участие в лучшем культурном изобретении Британии – телевизионных марафонах кулинарного шоу «Званый ужин». Я была удивлена, узнав, что большинство британских званых ужинов заканчивается вареной грушей и все тайно ругают хозяина дома, сидя на краю его кровати.

Через несколько месяцев мне вернули визу, я поступила по-взрослому и устроилась на работу в маркетинговое агентство писать посты в блог обувного бренда. В мои обязанности входило написание руководств о том, какую обувь носить в какую погоду, – такого рода решения большинство людей учится принимать уже к семи годам.

Не успела я оглянуться, как мы с Сэмом провели уже несколько лет в Лондоне. И за это время все друзья, которые у меня были в Лондоне, уехали. Вы можете думать, что это преувеличение. Не-а. Рэйчел, моя лучшая подруга из университета, переехала в Париж. Элли, хорошая подруга из Китая, вернулась в Пекин. Английские коллеги, с которыми я сблизилась, перебрались в сельскую местность или пригороды. Лондон становился все более уединенным местом. Улицы стали знакомыми, но, как всегда, они были полны незнакомцев. Я похоронила себя на работе, под постами, встречами с клиентами и обувью!

В один роковой вечер у нас на работе была церемония награждения. Начальство давало награду тому, кто уходил последним и проводил все выходные в офисе. Человек, который «продал свою душу за эту работу», пояснили они. Эта награда получила название «Премия сидящих допоздна». Они вскрыли конверт и назвали мое имя. Пока я пробиралась к импровизированной сцене, коллеги-мужчины хлопали меня по спине и поздравляли с тем, что у меня нет жизни. Я стиснула зубы, заставила себя улыбнуться и приняла награду.

Мы с мужем сошлись как типичные интроверты – сидя в одном кабинете, флиртуя через мессенджеры и не поднимая глаз.

На ней было выгравировано мое имя. Когда я несла ее домой, она казалась мне проклятым артефактом, как кольцо Фродо, только менее всемогущим и блестящим и более тяжелым, словно символ моего провала. Провала потому, что меня совершенно не интересовала моя работа или то, что я делала со своей жизнью. Неспособности быть тем человеком, которым я восхищаюсь, тем, кто пробует что-то новое, рискует и избегает легких путей.

Как и кольцо Фродо, трофей было невозможно уничтожить, бросив его в мусорное ведро или в огонь. Я смотрела трейлеры к фильмам, поэтому предполагала, что он просто найдет меня снова. Я поместила его в наименее достойное место, какое только могла придумать. «Пошел ты», – тихо прошептала я трофею, закрывая его в шкафчике гнить рядом с полудюжиной сумок-шоперов и бутылкой с очистителем для унитаза.

Вернувшись на работу на следующий день, я узнала, что коллега по имени Дэйв выиграл «Премию сидящих допоздна» в прошлом году. Вот что было с Дэйвом: он всегда выглядел несчастным. Он ел один и тот же сэндвич каждый божий день. На рождественской вечеринке в офисе, когда мы оба сидели в углу, он по пьяни признался мне, что сделал бы все, чтобы уйти, если бы только знал, как это сделать.

Я посмотрела на Дэйва. А потом сделала кое-что очень глупое, и мне стало очень-очень хорошо. Я уволилась с работы.

Не имея запасного варианта, я стала называть себя фрилансером. В моем случае «фрилансер» был эвфемизмом для блуждания по квартире в пижаме и получения чрезмерного удовольствия, когда я замечала кошек в саду. Я все еще писала посты в блог про обувь, но теперь делала это за меньшие деньги, сидя на нашем продавленном синем диване. Когда я однажды смотрела на людей, идущих утром на работу, меня поразило: я живу в городе с населением в девять миллионов человек и разговариваю каждый день только с двумя из них – Сэмом и бариста в кофейне.

Начальство лондонской работы вручило мне приз за победу в премии. Она называлась «Премия сидящих допоздна».

Бариста не был болтливым парнем. А у Сэма была своя жизнь за пределами четырех стен нашего дома: работа, которую он любил, коллеги, к которым он был привязан, спортивный зал и лучшие друзья, с которыми он встречался, чтобы посмотреть футбол. У него был отдельный мир, а у меня был только он. Каждое утро, когда он уходил на работу, я прятала голову под одеяло, не желая встречать еще один серый день в полном одиночестве. Никто меня нигде не ждал. Мой брат написал мне: «Я давно не получал от тебя вестей – понятия не имею, что с тобой происходит. Ты счастлива?»

Этот вопрос потряс меня. Я не могла сказать своей семье, которая была так далеко, что я сидела в глубокой яме и не знала, как из нее выбраться. Я не могла признаться в этом даже Сэму. Или самой себе.

В один холодный зимний день я проснулась в 11 утра после того, как провела всю предыдущую ночь, гугля черные дыры, есть ли у меня синдром дефицита внимания и были ли Мик Джаггер и Дэвид Боуи друзьями. Я также написала по электронной почте Рэйчел, которая теперь жила по ту сторону пролива Ла-Манш, чтобы признаться, что у меня определенно синдром дефицита внимания и гиперактивности. Мне казалось, что я порхала от одной задачи к другой, но вечно ничего не было сделано. Я была неряшлива, забывчива, мне было трудно сосредоточиться.